Утро выдалось серенькое, прохладное. Чуть накрапывал дождь. К восьми часам вся бригада собралась у главного корпуса стройки, но спускаться в котлован, где надо было вязать арматуру, не спешили. Похохатывали, подмигивали друг другу – весело начинался денек.
Неделю назад одному из «старичков» бригады, работающих в ней по пятому году, Кеше Кочелабову выдали телогрейку, длинную, до колен – шуба и шуба. Меньших размеров на складе не оказалось. Закатав повыше рукава, деловито настроенный Кеша отбивался от советов доброжелателей, как мог, и уверял всех, что мечтал именно о такой душегрейке: длинной и теплой, чтоб ниоткуда не поддувало. Ему почти поверили. И вот сегодня он заявился на работу в таком виде, что даже записной остряк Влас лишь присвистнул и сочувственно осведомился:
– Кто это тебя так?
– Сам! – буркнул Кочелабов.
Сказать, что телогрейка из «макси» стала «мини», значит ничего не сказать. Обкорнал ее Кеша в душевном порыве едва ли не на треть. Края, подметанные от руки, стали волнисты. Одна пола запахивалась выше другой, а сзади низ телогрейки игриво топорщился.
– Ножницы что ли тупые были?
– Ладно, не подъелдыкивай! – на всякий случай пристращал Кеша. – Подумаешь, малость не подрассчитал.
– Надо ж… – Влас деликатно, двумя пальцами одернул сзади низ телогрейки. А ты гирьку подвесь, она и оттянет.
– Или кувалду для надежности.
– Не слушай ты их, Кеша, они с похмелюги наговорят. Лучше оборочку пришей кружевную. Знаешь, как красиво будет!
– Идите вы все!..
– Куда, куда? – с интересом переспросил Влас.
Заняв свое место у опалубки котлована, Кеша принялся орудовать стальным крючком с такой силой, словно закручивал удавку на шее окаянного недруга. Проволока то и дело рвалась. Он выхватывал из-за пояса новую вязку – отрезок проволоки – и с тем же запалом начинал скручивать ее, намертво принайтовывая ребристые хлысты арматуры – крест-накрест, крест-накрест… Стальная решетка опалубки росла все выше и выше.
Бывают же такие имена, что не знаешь, как и приноровиться к ним. Пока ребенок растет – Кешка. Кешенька – уже близко с «кошечкой». Кеша – чего милей и проще, тепло и душевно, по-домашнему – пока учится мальчишка в школе. Но пошел в армию, на предприятие, в институт, пора и на другую ступеньку становиться. А та ступенька – Иннокентий, ни больше, ни меньше. Представительно, с очевидной заявкой на личность. А если личность пока не состоялась, тогда как?.. Кеша. Да, Кеша до той поры, пока человек не обретет социальный вес, не «заработает» отчество. Добивайся тогда авторитета, Иннокентий, и не журись на родителей своих, которым в давние времена не дано было размышлять о таких нюансах.
Когда у Кочелабова что-то не ладилось, бригадир Лясота, не привыкший вникать в душевный настрой сотоварищей, любил повторять: «Кеша Кеша и есть».
Говорилось так вовсе не потому, что работал Кочелабов хуже других – в нерадивых он сроду не числился, но давненько уже закрепилось у бригадира этакое ироничное отношение к длинному козырьку видавшей виды кепчонки, к бесшабашной веселости Кеши, которую изредка сменяли приступы непонятной ему самому хандры, и вот теперь вдобавок – к бывшему ватнику, ныне кургузой разлетайке.
