Кленовый лист

Я тяжко склонил голову к окну. Мы не успевали доехать до дома, в котором ждали великих гостей. От непогоды размыло убитые дороги городов, далёких от столицы. Наш ход был значительно замедлен, а потому мой даймё1 пожелал ночевать в деревне рядом. Он принял это решение ещё днём и уточнил у меня, знаю ли я подходящее место. По моим сведениям, там располагался дом небогатых самураев с большой родословной.

Микайо Огасавара. Так звали постаревшего буси2, давно уже забывшего о звоне клинков, следящего за домом, в котором готовили хорошее, по слухам, домашнее саке3. Его деды и прадеды были доблестными самураями. Каждый в семье проходил самый желанный для истинного воина Путь. Семья была богатой, избалованной теплым светом обманчивой славы.

Теперь же род Огасавара был всеми позабыт. Его укрыла пыль быстротечного времени, его имя было замотано в пелену одинокого существования. Микайо не потерял смысл своей жизни по одной причине: он кропотливо выкраивал будущее дочерей.

Я знал об этой семье лишь по той причине, что знакомого моего сосватали за небывалую красавицу, которую звали Масами Огасавара. Эта девушка искусно танцевала и благородно вела беседу, талантливо пела и элегантно разливала гостям чай. Таких чудесных невест в том доме было не счесть. Я точно был уверен в том, что ни одного сына у Микайо не было. Было даже любопытно заехать в его дом, чтобы посмотреть, как наяву выглядят слухи, проросшие вокруг фамилии Огасавара.

Холодало, темнело. Повозка свернула с главной дороги. Нас раскачивало и трясло на камнях. Мой даймё проснулся и с отстранённым, строгим недовольством спросил, когда мы доедем. Мой ответ не был утешительным.

Господин заговорил со мной о налогах, которыми недавно обложили крестьян. Он думал, что скоро недовольство народа дойдёт до предела, и сёгуна4 постигнут большие проблемы, возникшие из-за восстаний. Я был с ним согласен, а потому отвечал утвердительно и кратко. Видимо, мой даймё посчитал, что я не желаю говорить об этом, или не сведущ в политике, поэтому молча отвернулся к окну с равнодушием.

Мы наконец стали приближаться к деревне. Листва зашелестела под натиском ветра. Ещё до заката господин приказал одному из слуг, сопровождавших его, отправиться на коне к нужному дому, предупредить хозяев о визите даймё. В случае, если бы Микайо Огасавара отказал в ночлеге, слуга должен был вернуться и сообщить господину о проблеме.

Благо, мне не пришлось узнать, что сделают с господином Огасавара в случае его отказа. Когда гонец прибыл, он сообщил хорошую весть: самурай ждёт великих гостей с нетерпением и радостью. Даймё в ответ на это высокомерно кивнул гонцу с видом, будто то был император. Я не смел судить моего господина, лишь беспристрастно вновь отвернулся к окну, глядя, как за ним мелькают тяжёлые дождевые капли.

Даймё знал меня плохо. Служить ему я начал недавно. Пусть уже некоторое время я пробыл с ним рядом, он до сих пор не сложил представления о том, каков мой характер. А мне казалось, я его понял. Это был совершенно спокойный, холодный и справедливый человек. Редко он был близок с кем-то. Предпочитал гордое одиночество бестолковой компании.

Порой я вспоминал предыдущего господина, взявшего меня на службу. Это был крупный феодал с большим поместьем, садами и толпами слуг. Он умер от болезни, которую никак не могли победить врачи. Ему было сорок семь лет, когда жизнь его оборвалась. И мне было жаль. Но не его. За господина я был рад, ведь я всегда относился к смерти, как к одному из этапов существования, через который нужно пройти. Эта была дверь во что-то иное, непостижимое и интересное. Жаль было, что теперь я вынужден служить другому самураю: его племяннику. Я был счастлив стать опорой ещё одному благородному господину. Но почему-то чувство верности делало меня предателем в моих же глазах. Правда, никто, кроме меня, так не считал. Для остальных я оставался благочестивым и преданным воином, защитником благородного господина.