Детераль

Уставший старик едва перебирал ногами, упираясь на скрюченный походный посох, сжимая его побелевшими от напряжения руками. Внимательно смотря на землю, он аккуратно переступал с камня на камень, поднимаясь все выше по горной дороге. Вытерев грязным рукавом мантии свой лоб, стряхивая обильно скопившийся пот, он взглянул сквозь густые седые брови на силуэт города на горной вершине, к которому и вела крутая каменистая тропа. Переводя дыхание и дух, он с отчаяньем оценивал предстоящий подъем - деваться, впрочем, было некуда, — поудобней перехватив посох, он нащупал им удобную опору и продолжил робкие шаги.

Солнце клонилось к горизонту и гору начал обдувать холодный вечерний ветер, успевший выбить из престарелого путника всё оставшееся тепло, несмотря на то, что пришелся он на самый конец пути и толком не тронул старика. Во истину проклятое место, духовная тяжесть которого ощущалась даже в этом пресловутом ветре. Да и сам воздух здесь пах тоской. Ни за что в жизни старик не согласился бы сюда отправиться, ни за какие блага и богатства, но единственное, что заставило бы его прийти, это святой долг - миссия, возложенная на него самой богиней Фелензией, хранительницей мира и его непосредственной повелительницей. И вот он здесь, перед вратами скверного города Детераль. И хотя он знал, что его околобожественный статус гарантирует ему безопасное путешествие, сам путь дался измученному телу огромным трудом – впрочем, он повторил бы его еще десяток раз, лишь бы оттянуть момент нежелательного прибытия. Нервно тряхнув головой, он попытался отогнать неприятные мысли, все-таки долг есть долг.

Осторожно приблизившись к ветхим деревянным створкам, выполнявшим функцию защиты чисто формально, едва ли выдержавших сколько-либо сильный удар, он осмотрел ворота, пытаясь понять как ему попасть внутрь. В ответ на его мысли, ворота содрогнулись, выпуская в воздух скоп пыли и щепок, и, издав противный протяжный скрип, начали медленно отворяться невидимой силой, словно заметив перед собой внезапного гостя, открывая вид на пустынную городскую площадь. Не находя в себе решительности шагнуть, старик буквально подался вперед, начиная падать, но инстинктивно прошелся дальше, пересекая черту ворот и оказываясь внутри города.

Абсолютная тишина вокруг нарушилась внезапным всполохом крыльев: заметив приближение человека, вороны, копошащиеся в гнилой листве, разбросанной в пересохшем фонтане, с недовольным карканьем поднялись в воздух и пронеслись пугающе близко к голове потревожившего их старика. Испуганно пригнувшись, он проследил за полетом птиц, мысленно воздав молитву Фелензии. Пройдя вглубь площади, путник невольно поморщился от шаркающих звуков собственных шагов, излишне громко разнесшихся вокруг. Город выглядел давно заброшенным: слезшая с домов известь оголила старый потрескавшийся кирпич стен, под которыми валялись сгнившие деревяшки от ставен и украшений; по земле был разбросан ветхий мусор и осколки горшков и кувшинов; дорогу загораживали поломанные телеги. Тем не менее следов разрушений не было, в большинстве своем постройки и улицы сохраняли целостность. Подняв голову, старик обратил внимание на главную достопримечательность: на противоположном краю города, практически на грани скалистого обрыва, росло невероятных размеров дерево, заботливо склонившееся над городом, заменяя своей кроной небо. Вот только большая часть дерева была обугленной, пепельной и иссохшей, в последнем издыхании держась за уцелевшую часть, которая, впрочем, тоже не отличалась процветанием. Очевидно, некогда богатые на листья ветви выглядели подранными, лишенные растительности целыми клоками, а то немногое, что осталось, изредка осыпало город листопадом.