На кончике карандаша

Снова этот сон. За всю свою жизнь я видела его не меньше пары сотен раз. Каждый из которых совпадал до мельчайших деталей: шорох травы, крики, дикий ужас и, пронизывающее до костей, чувство вины.

Я рывком уселась на кровати жадно вдыхая ртом воздух. Туника из тонкой пряжи, насквозь мокрая от пота, прилипла к спине. Холодно. Летом, когда за окном стояли теплые ночи, было еще терпимо. Но сейчас, когда ночные температуры стремились к нулю, стало особенно невыносимо.

Ветхое одеяло, плед, с десятками заплаток, и мой зимний плащ не спасли меня от дрожи. Я обхватила плечи руками стараясь ее унять.

– Это всего лишь сон, – попыталась успокоить я себя, не понимая от чего именно трясусь. То ли причиной были кошмарные воспоминания, пришедшие в сновидениях. То ли холодная осенняя ночь.

Ветер, пробравшийся в дырявую крышу дома, устроил настоящий концерт. Он протяжно завывал, втягивая в свой дебют, обрезки тканей, лежавших у меня на столе. Они глухо шлепали, ударяясь о старую деревянную столешницу, подыгрывая незваному гостю.

Огонь давно потух. Одно полешко, которое я с вечера закинула в топку, уже прогорело. Опустив замерзшие ступни на промозглый пол, я добежала до печи и засунула туда еще одно. С грустью осмотрела поленницу, разложенную рядом.

Когда-то давно ровные ряды дров возвышались над комнатой, создавая причудливый узор из неровных спилов, они дарили чувство стабильности и тепла. Сейчас же, в некогда богатой поленнице, осталось не больше двадцати участников, теснившихся в нижнем ряду.

Я, кинув одно из них в топку, со всей силы подула, возрождая ушедшее пламя. Еще не остывшие угли, искрившиеся оранжевыми огонечками, обняли кусок дерева, неторопливо охватывая его огнем. Этим вечером, перед сном, я клятвенно пообещала себе экономить. Но ночной холод и этот кошмарный сон вынудили меня поменять решение.

Сколько можно. Ну почему эти воспоминания никак меня не отпустят. Прошло пятнадцать долгих зим, и ровно столько сны преследовали меня, напоминая, что именно я виновата в пропаже сестры. Как будто без них мне не хватало чувства вины.

Мы были похожи как две капли утренней росы, так говорили все соседи. Длинные светло-русые густые волосы, вздернутые веснушчатые носики и голубые глаза.

Но я видела, незаметные на первый взгляд, различия. Она была старше на целых десять минут, и именно на этом основании Элла любила руководить мной. Ее брови часто требовательно сжимались на переносице, несмотря на юный возраст.

– Эмма, ты должна собрать для меня десять светлячков, – сестра утроилась на пне, взяв в руки длинную палку, она размахивала ей, изображая императрицу с посохом.

Элла всегда задавала правила игры, вовлекая меня в нее. Я не противилась. При всем желании, у меня не хватило бы фантазии придумать и десятую долю того, что выдавала она.

– Хорошо, – я нагнулась поближе к траве, в поисках букашек.

– И одну лягушку, – продолжила командовать сестра.

– Зачем? – я удивленно выпрямилась.

– Прошу не спорить с императорским желанием. Мы будем готовить целительное зелье. Наши подданные нуждаются в нем.

Конечно, в наших играх не пострадало ни одного насекомого или животного, а из чего столичные маги варили свои зелья мы и подавно не знали, сочиняя на ходу собственные рецепты.

Точнее, сочиняла Элла. Как и все остальное. Она была яркой, неповторимой, с безграничной фантазией. Я же была ее тенью. Похожей, но вместе с тем совершенно другой. Скромной и заурядной.