Мудрец

Suumcuique

Cicero

Иногда Максу хотелось посидеть одному, выпить горячего чая с ароматным бальзамом и посмотреть на медленно падающий за окном снег. Он любил январь за то, что на улице стояли сильные морозы, снег окрашивался в голубые тона, на окнах c узорчатым инеем подмигивали снежинки, на елках лежали белые искрящиеся шапки, в воздухе зависал колючий туман, а рядом с уходящим за горизонт солнцем из земли вырастали радужные гало. В такие дни он чувствовал себя необычайно счастливым. Мир вокруг казался первозданным, как будто можно было начать все заново, с чистого листа.

Закончилась праздничная новогодняя суета наступившего две тысячи четырнадцатого, и в доме еще пахло хвоей и имбирным печеньем. В хрустальной вазе, стоящей на резном столике из индийского дерева, лежали оранжевые апельсины и покрытые золотистой краской грецкие орехи в ожидании рождественского сочельника.

Макс разжег камин, сел в кресло и задумался, наблюдая, как за окном матовым сиреневым светом спускаются зимние сумерки на заснеженные дорожки, петляющие между украшенных разноцветными лампочками домов, расположенных по соседству.

Грубо вел себя вчера хромой Ден. Макс размышлял: грустить или смеяться теперь, после очередной ссоры с приятелем, каждый раз напоминавшим о злополучной истории, произошедшей несколько лет назад накануне его дня рождения, который они отмечали в Крыму.

Макс не любил дни рождения и ему не хотелось вспоминать о надвигающемся своем дне рождения, и его минутная слабость стала его раздражать. Что стоило ему промолчать, не затевать спор на пустом месте, когда переехавший год назад из Ялты и поселившийся рядом, незадолго до Нового года, Ден, опять наглотался антидепрессантов и, будучи в неадекватном состоянии, вчера зашел в гости «на огонёк».

– Мы живем не в лесу! – орал Ден, размахивая клюкой со стильным набалдашником в виде головы рептилии.

– Изумительно, дорогой. Именно в лесу мы и живем,– ответил Макс, имея в виду, что его дом находится в большом лесном массиве, в пяти километрах от трассы, соединяющей Москву и Питер между собой.

– Я повторяю, – не унимался Ден, – мы живем не в лесу. И пора бы тебе уяснить, что добрыми делами еще никто не проложил себе дорогу в рай. Ты обмяк, стал сантиментальным. Ты раньше и не подумал бы, что недотёпа Сёма перевернет твое представление о человеческом существовании и человеческой глупости.

– Чему ты удивляешься больше: глупости человечества или новым постулатам Семена?

– Твоему отношению к тому бреду, который несет этот недоумок.

– Я впечатлился твоему определению «недоумок». Ты давно читал прессу? Во-первых, он известный ученый, а во-вторых, он был с нами в связке, когда ты, между прочим, выжил благодаря ему.

– Благодаря ему я теперь – калека!

– Прекрати, Ден! Когда ты научишься быть благодарным? Ты бы разбился, если бы тогда, в горах Семен не удержал веревку. К тому же, теперь ты в Москве, потому что тебе оказали помощь друзья. И сейчас я готов тебе помочь избавиться от затянувшейся депрессии.

– Все хотят быть добренькими, вернее казаться добренькими за чужой счет. А когда вокруг тебя каменные джунгли, то ты становишься таким же каменным, холодным и безразличным. Кругом лицемеры! Делают вид, что кому-то до кого-то есть дело. Изображают сострадание! В чем ты меня упрекаешь? Хочешь мне помочь? Или показать свое превосходство? – скалился Ден.