Все жанры Все авторы
Элегiя на закате дня - Олег Красин

Элегiя на закате дня

Страниц

130

Год

2022

Великий русский поэт Федор Иванович Тютчев описывает свою последнюю и самую глубокую любовь к прекрасной Елене Алексеевне Денисьевой в своей пронзительной элегии "Элегия на закате дня". Это откровенное произведение является свидетельством его сильных чувств и приверженности к этой женщине.

Ключевой момент элегии - это осознание Тютчевым своей значимости только при Елене и для Елены. В его словах можно почувствовать искренность и истинность своих эмоций: "Только при ней и для нее я был личностью, только в ее любви, в ее беспредельной ко мне любви я сознавал себя". Эти строки говорят о том, что Елена Алексеевна Денисьева была для него источником вдохновения и духовного созревания.

С другой стороны, Александр Иванович Георгиевский подтверждает, что эта любовь была взаимной и привела к глубокому эмоциональному проникновению обоих партнеров. Его увлечение Лелею, как Тютчев называл Елену Алексеевну, вызвало в ней такую страстную и самоотверженную любовь, что она охватила не только его, но и всю его сущность. Эта страсть простиралась от самого сердца Тютчева до самого его кончины.

Элегия "Элегия на закате дня" стала одним из ярких проявлений таланта и чувственности Федора Ивановича Тютчева. В ней он откровенно и честно отражает свои самые глубокие эмоции и нежные чувства к прекрасной Елене-Лелее, делая это произведение неповторимым и уникальным в литературной истории России. Его любовь стала его творческим вдохновением и вечным источником любовных эмоций.

Читать бесплатно онлайн Элегiя на закате дня - Олег Красин

Вечер в Ницце


Он плакал.

Очки скользили по крючковатому носу, по мокрому лицу и он подхватывал их трясущейся правой рукой, а левой кутался в шерстяной плед. Тонкие ироничные губы кривились от внутренней боли. Лицо, давно уже ставшее чужим, теперь и вовсе отказывалось подчиняться, словно невидимая сила раздирала его в разные стороны: губы в одну, нос в другую, а брови и лоб вверх, на затылок.

Он мерз, старое тело уже не гоняло кровь, как в молодости: остывающая кровь засыпала в остывающем теле.

Вспоминая ее лицо, ее глаза, все то, до чего уже не мог дотронуться, он безостановочно плакал. Самое дорогое для него уже было отдано во власть тлена, покрылось дымкой времени, растворилось в шепоте трав и деревьев, среди которых они так любили гулять. Его Лели больше не было на белом свете, но память не хотела смириться с потерей и не отпускала ее, и она продолжала в его видениях звонко смеяться, продолжала бегать по поляне среди луговых трав, от которых пьянило голову, продолжала любить его.

«Ты мой, ты мой! Никому не отдам!» Ее голос, мягкий и глубокий, отдаваясь эхом в ушах, вызвал безутешные слезы, разрывал душу.

«Пускай любить он не умеет – боготворить умеет он!»


– Теодор! Теодор!

Голос Эрнестины Федоровны доносится из-за дверей. Пахнет свежезаваренный кофе, верно, жена ожидает на завтрак. Хотя зачем ждать? Он вчера поздно вернулся после бала у графини Юлии Строгановой и может позволить себе еще поспать.

В глаза назойливо бьют лучики солнца. Тютчев с досадой мысленно обругал камердинера, что тот не до конца прикрыл плотные занавеси штор. Камердинер был с ленцой, любил поспать при всяком удобном случае и при этом громко храпел. Когда-то давно Тютчев дал ему прозвище «Brochet»1 за остроносое вытянутое лицо, худощавую невыразительную фигуру. Щука был чехом, которого он нанял, когда служил по дипломатической части в Мюнхене и звали его Эммануил Тума2. Впрочем, как благовоспитанный господин Федор Иванович, конечно, звал его по имени, а прозвище использовал только в личной переписке и приватных разговорах с близкими.

Жена постояла у дверей и, не услышав голоса мужа, тихо отошла. Она была спокойной, выдержанной, дисциплинированной, как все немки. Когда переехала вместе с ним в Россию, принялась усердно изучать язык и делала определенные успехи. Но все-таки… «Учила, но не доучила!» – усмехнулся про себя Тютчев. Дома они разговаривали по большей части, на немецком языке, а переписывались на французском.


Тютчев лежал, не открывая глаз. Яркий солнечный свет перестал раздражать.

Отчего-то вспомнилась далекая молодость, время, проведенное в Баварии. Он представил зеленое плоскогорье, упиравшееся на сервере в Дунай, а на юге в отроги Альп, аккуратные немецкие городки, островерхие кирхи.

Беззаботное, золотое время! Время, наполненное солнцем, любовью, политикой и музыкой.

О, этот Мюнхен! С этим ухоженным и уютным немецким городом у него, Тютчева, многое было связано. Там он встретил первую жену Элеонору – урожденную графиню Ботмер, подарившую ему трех дочерей: Анну, Дарью и Катю. Девочки оказались умненькими, славными, но не слишком привлекательными.

В Мюнхене же возникали и новые любовные связи, мимолетные, ни к чему не обязывающие и от того приятные. Как оказалось, молодой дипломат, к досаде Элеоноры, обладал слишком увлекающейся натурой. Она-то ожидала встретить спокойного и уравновешенного человека. Кто же знал, что ей достанется поэт!

Вам может понравиться: