Полтора года

1

Зачем меня кто-то трясёт? Я хочу спать. Отстаньте! Так настойчиво, наверно надо просыпаться. Не могу открыть глаза. В черепной коробке, как будто ртуть налита, бултыхается при каждом движении, от чего голова тяжелей гири, мотается из стороны в сторону и норовит упасть на землю. Пальцами помогаю открыться векам, яркий свет бьёт прямо по мозгам и заставляет закрыть их обратно. Где я? Что происходит? Меня что куда-то везут? Сознание потихоньку начало раскручивать свой маховик, а память маленькими фрагментами возвращать в реальность. Были проводины, меня должны были на следующий день забирать в армию. Какой сегодня день? Оглянулся по сторонам, я в пазике, вокруг сидят несколько таких же ошарашенных парней, впереди какой-то военный. Я что еду в армию? Не то что бы я сильно удивился, вроде как туда вчера и провожали, но хотелось бы не сейчас. Хотя, наверное, в таком состоянии оно в самый раз, ни волнения, ни страха, ни каких тебе чувств, кроме нарастающей головной боли. Не помню, как и во сколько я приполз домой, но меня полуживым с утра вытащили с кровати и отвезли в распределительный пункт городского военкомата. Родители помахали мне ручкой, пожелали служить достойно и вернуться домой живым и здоровым. Теперь вот еду в автобусе на вокзал, откуда придется целые сутки трястись в вагоне до места службы. По распределению меня направили в часть, отвечающую за охрану стратегически важных объектов, таких как туннели и мосты дальневосточной железной дороги в районе амурской и еврейской автономной области. Туннелей и мостов как оказалось там предостаточно и на каждом были посты для несения караульной службы, а в ближайших населенных пунктах располагались заставы с контингентом необходимым для выполнения боевой задачи. В поезде начали знакомиться делиться припасами, собранными нам в дорогу, у кого-то даже оказалась заначка на опохмелку, что было ой как кстати. Тогда уже стало понятно, кто компанейский, а кто не очень. Кто-то всем своим делился со всеми не жалел, а кто-то свой балабас зажал и лопал в втихаря. А некоторые умудрились и свое прибрать и на чужое позариться. Говорят, армия хорошо проявляет жмотов, трусов и дебилов.

Наверное, редкие идиоты в середине девяностых стремились на срочную службу. В основном почти все старались закосить или откупиться. Если, конечно, они не были действительно патриотами, идейными молодыми людьми со своими определенными принципами. Или же просто косикопоры, неудачники, которым необходимо было на время исчезнуть, сбежать от всех и возможно от себя. И каким-то образом на тот момент жизни таким же балбесом оказался я, после того как разбил в дребезги отцовского «Москвича» угнав его в тихую и поехав отдыхать с компанией товарищей. Моя совесть и стыд хотели бросить техникум на последнем курсе перед самым выпуском и сбежать в армию, но родительская мудрость победила и я доучился. Получил диплом и потом только отправился топтать государственные сапоги, есть перловку, считать дни до дембеля и умирать на плацу.

В вагоне нас было не много, все земляки с одного города, двоих я знал по техникуму. На какой-то станции еще прикупили топлива и стало совсем не грустно. Конечно, всем было не по себе, больше скажу было страшновато. Слухи ходили разные, про дедавщину и про землячество. Поэтому наше веселье больше походило на отчаянье. На следующий день прибыли на нашу станцию, где уже ждал автобус и нас благополучно доставили до пункта назначения. Дежурный по КПП широко распахнул перед нами ворота и автобус не останавливаясь подъехал сразу к полковой бане. Где нас встретил старший прапорщик роты спецназначения Говако, отвечающий за снабжение роты и с которым мне пришлось в дальнейшем служить. Нас подстригли, помыли и переодели. Тут же товарищ прапорщик провел урок по наматыванию портянок и пришиванию воротничков на китель. Сразу расскажу что это был за человек. Маленького ростика, при чем он был даже меньше меня, а я ни когда не отличался ростлявостью и всегда стоял на уроках физкультуры в строю самым первым с конца. Рыжевато – седоватый с выступающим беременным круглым пузиком. У него как потом узнал, была своя жизненная трагедия. Первая жена его убежала, с каким то офицером, а вторая попалась сварливая до невозможности. У неё была дочь лет семнадцати, которая внешностью своей могла ввести в состояние искусственной комы самого страшного маньяка. Она страсть как любила солдатиков и регулярно посещала задворки нашей части, где располагался полковой свинарник, куда от нехватки женской ласки, для удовлетворения своих мужских потребностей прибегали к ней на свидание по очереди все, кто мог решиться на этот отчаянный шаг. И мне кажется, прапорщик догадывался о таком поведении своей падчерицы, потому что имел привычку при любом удобном случае или за какую ни будь провинность, лупить солдат по причинному месту чем попало, либо просто рукой на отмаш, якобы для профилактики, что бы солдату желание и влечение отбить на долго, желательно на весь срок службы, за место брома, который нам по слухам регулярно добавляли в еду для уменьшения потенции. И по этому при неожиданной встрече тот, кто знал и испытал на себе его приемы, сразу старался сгруппироваться, напрячь по возможности свои тистикулы или если успеет принять позу футболиста при пенальти. Нас сопроводили на четвертый этаж казармы, где нам и предстояло служить следующие полтора года, и где начались наши приключения незамедлительно.