Все жанры Все авторы
Собрание сочинений. В 3-х т. Т. 3 - П. В. Киреевский, И. В. Киреевский

Собрание сочинений. В 3-х т. Т. 3

Страниц

330

Год

2021

Исследуя эпистолярное наследие Ивана и Петра Киреевских, двух выдающихся деятелей русской культуры первой половины XIX века, мы погружаемся во великолепие их творчества. Иван Васильевич Киреевский, чьи годы жизни охватывали период с 1806 по 1856 год, основал уникальную отечественную философию, которая выросла на почвах живой православной веры и богатого опыта восточно-христианской аскетики. Его творчество отмечается глубиной мысли и проникновенностью, что делает его работы важными не только для истории философии, но и для саморазвития каждого человека.

С другой стороны, Петр Васильевич Киреевский (1808—1856) славится своим вкладом в фольклористику и сбором русских народных песен. Его страсть к изучению народного творчества привела к сохранению множества уникальных и прекрасных произведений, которые стали наследием не только России, но и всего мира. Киреевский занимался исследованием и сбором песен, сохраняя историю и культуру своей родины.

Это издание, подготовленное доктором философии, профессором А. Ф. Малышевским, предлагает уникальную возможность окунуться в мир этих выдающихся деятелей русского наследия. Оно содержит богатый выбор писем и дневников Ивана и Петра Киреевских, позволяющих нам проникнуть в их мысли и чувства, отразиться в их опыте и стать свидетелями их уникального вклада в русскую культуру.

Читать бесплатно онлайн Собрание сочинений. В 3-х т. Т. 3 - П. В. Киреевский, И. В. Киреевский

Глава I. Письма и дневник И. В. Киреевского

§ 1. Письма[1]

1. А. А. Елагину[2]

Август 1826 года[3]

Вы ко мне не хотите писать, милый папенька, потому что в грустном расположении духа, а я гораздо лучше бы хотел от вас получить грустное письмо, нежели шуточное, и пишу к Вам теперь именно потому, что мне невесело. В эти минуты душа невольно как-то обращается к тому, что всего дороже, и забывает все, что ее рассеивало, и все обыкновенные занятия, которые, скользя только по поверхности ее, не доходили вглубь. Я, по крайней мере, во время печали невольно ищу предмета, который бы вполне занимал всего меня, который бы заключал в себе не одно определенное желание, не одну определенную мысль, но входил бы во все желания, во все мысли, и если что-нибудь живое на земле может быть таким предметом полного «я», то, без сомнения, это Вы и маменька[4]. Ибо вы оба служите для меня связью всей прошедшей моей жизни и входите во все те планы, которые воображение строит в будущем, которые, может быть, несбыточны, но которые трогают самые чувствительные струны моего сердца. На всем пути жизни моей (которую, признаюсь, люблю одевать в блестящие краски) я вижу Вас непременным спутником моим, и до сих пор не рождалось у меня ни одного желания, ни одной надежды, которые бы вполне занимали меня и которые бы могли исполниться без Вас. Вот почему и думается об Вас, когда грустно, а если думается, то и пишется. Но, впрочем, мысли эти не связываются ни с чем тем, что у нас теперь делается, ни с чем из того, что нас теперь занимает, и связываются только с тем, что занимает всегда, к чему я постоянно возвращаюсь от вседневных занятий. Итак, если бы писать к Вам об том, о чем думается, и так, как хочется, то я не писал бы к Вам ни об Вас, ни обо мне, ни об нашем, но писал бы к Вам о высочайшем счастии, о средствах к общему нашему достижению оного, о самоусовершенствовании и т. п. Не знаю, впрочем, в какую минуту Вы получите письмо мое, может быть, в минуту холодную, – а мне бы не хотелось профанировать моих мыслей. Итак, если Вы хотите, чтобы я к Вам писал, то обещайте мне, что Вы иначе не распечатаете письма моего, как тогда, когда Вам будет грустно. Это необходимое условие для того, чтобы понять меня, как я того хочу.

2. А. И. Кошелеву[5]

1827 год

Спасибо, Кошелев, за твое письмо. Истинно счастливый подарок. Я в нем нашел прежнее участие, прежнюю любовь и доверенность. Минута получения была для меня драгоценною минутою. Признаться стыдно, но необходимо для облегчения совести, что и я начинал уже сомневаться в твоих чувствах ко мне. Твои холодные письма и Бог знает, что еще, а может быть, и привычка к потерям внушали мне самые грустные мысли. Я их развивал и оправдывал. Я думал: теперь Кошелев живет в свете, сделал много новых знакомств и, может быть, приобрел новых друзей; они открыли ему новую сторону в жизни, и его образ мыслей мог измениться; может быть, он нашел людей с умом возвышенным, с дарованиями решительными, и те качества, которые уважал прежде, уже считает ничтожными. Я, со своей стороны, долгим молчанием дал ему право думать, что и я переменился, и пр., и пр. Все это оправдывалось одно другим и сливалось в одно тяжелое чувство. Но твое письмо, милое, дружеское, разом уничтожило все сплетение несправедливых предположений, сказав: Кошелев тот же, он тебя любит и уверен в твоей любви.

Вам может понравиться: