В погоне за страхом. Записки из дневника врача-психиатра

Однажды разбирая чердак в деревенском доме, купленном нами под дачу, я вдруг наткнулся среди груды старых журналов и выцветших пыльных книг на пачку бумаги с напечатанным на принтере текстом и подумал, что она осталась от прежних хозяев. Но так как задача моя состояла, чтобы очистить дом от чужого имущества и хлама, я собрался было уже и эту пачку отправить в мусор следом за остальным. Но тут мой взгляд упал на название рукописи, и я с любопытством начал ее читать.

Рукопись оказалась записками из дневника врача-психиатра Александра Надымова. Этот странный дневник меня до того поразил, что я начал разыскивать автора.

Одинокие и пожилые супруги, у которых мы купили дом, сообщили, что ничего не знают и не слышали о таком человеке. Я поискал в интернете и справочниках российских больниц и частных клиник, но также нигде не нашел о нем информацию.

Для меня по-прежнему остается загадкой, как этот дневник попал на чердак деревенского дома, и кто его автор. Но как бы-то ни было, ко мне он попал по воле случая. А коли так я решил распорядиться его судьбой по своему усмотрению и опубликовать. Никто так и не предъявил на него прав. Времени прошло много. Думаю, что публикацией дневника я не причиню никому вреда. А что из этого получилось, судить уже не мне, а читателям, которые как я слышал, довольно требовательны и с пристрастием оценивают подобные странные и почти фантастические истории.

Привожу дневник доктор Надымова полностью.

1

Я психиатр Александр Надымов. У меня довольно обширная и успешная практика. После окончания медицинского института я несколько лет поработал в больнице, но заработок меня не устраивал. Я всегда стремился к деньгам и успешной карьере, хотя и родился в обычной семье, почти ничем не отличавшейся от тысяч других семей. Не устраивало меня и то, что я вынужден заниматься каждый день однообразной рутинной работой. В свои тридцать семь лет я успел защитить кандидатскую диссертацию на тему исследования влияния творчества душевнобольных на искусство и развитие науки. Но когда попробовал применить свои наработки на практике в больнице, столкнулся с неожиданным сопротивлением вышестоящего начальства. Причины такого сопротивления, как мне сейчас думается, отчасти крылись не только в косности мышления конкретного человека, но и его нежелании уступать мне дорогу, чтобы построить карьеру. Видимо он боялся, что со временем я как молодой и талантливый врач окажусь более ценным сотрудником и вытесню его из системы и даже займу кресло. Не буду скрывать, в этом была доля правды.

Не видя перспектив, я перешел в крупную частную неврологическую клинику, в которой высокая зарплата и в которой, помимо стандартных медицинских протоколов, я мог легально и с разрешения Минздрава применять собственные оригинальные научные методики. Не секрет, что родственники душевнобольного, помещенного в лечебницу, считают его заживо погребенным и потерянным для семьи и общества. Я же утверждаю им и в своих статьях обратное, что общество должно знать, что душевнобольные представляют собой большую ценность. В период заболевания многие из них создают и обогащают искусство, науку и технику ценными и прекрасными творениями. И этому есть живые примеры. На новом месте мой заработок и известность быстро пошли в гору. Обо мне стали писать в федеральных медицинских журналах, и давались ссылки на мои научные работы. Люди приезжали ко мне в клинику из разных городов в надежде на чудо. Я всем старался помочь, не забывая и о своих интересах: заработать побольше и собрать материал для докторской диссертации.