От любви не умирают

© Кадетова В. Н., 2025

© Оформление. ОДО «Издательство “Четыре четверти”», 2025

«Когда б вы знали, из какого сора Растут стихи, не ведая стыда… Когда б вы знали…» Не успокаивает. Ничуть. Не могло, ну никак не могло из низменного побуждения (иначе нельзя было назвать то, что владело Региной, когда она садилась за письменный стол) вырасти что-то стоящее. Ничего не было в ней в те минуты от «инженера человеческих душ». Была обычная, не очень молодая брошенная баба. Ба-ба! Какое тяжёлое, неприятное слово! Так и предстаёт перед глазами нечто громоздкое, неуклюжее, серое! Лучше уж говорить «женщина». Тоже слух не ласкает, но не скажешь же «мадам», «синьора», «леди» или «сударыня» – за насмешку сочтут.

Так вот, женщина эта, поглощённая великой своей трагедией, которая кому-то может показаться мелодрамой, а кому-то и вообще комедией, после нескольких неудачных попыток наказать ЕГО сказала себе: «Хватит суетиться и делать глупости. Месть – это блюдо, которое подают к столу холодным». Вот её рассказ, а может, и повесть станет «холодным блюдом» для Маслицкого.

Она ещё ни строчки не написала, а уже представляла, как он читает, как краснеет от злости. Ведь для него это будет чем-то вроде зеркала, созданного сказочным троллем: всякое пятнышко там огромным пятном покажется! Представляла и радовалась некрасивой – только теперь поняла, какой некрасивой! – радостью.

С такими вот намерениями Регина не одну ночь под лампой просидела. Когда же перечитала первую, вторую… десятую страницу, растерялась: совсем не то на бумагу ложится! Во-первых, совершенно неуместен здесь этот мягкий лирический стиль. Во-вторых, имя. Разве этот… подлец может носить такое благородное имя – Георгий?! В третьих, – и это больше всего огорчало – герой её творения упрямо не хотел становиться таким, каким она хотела его показать. Созданный Региной образ перестал подчиняться ей! Она писала, лепила его, а он всё больше отстранялся от своей создательницы и начинал жить собственной, неподвластной её воле жизнью. Какое-то время она пыталась бороться с наваждением, но в конце концов сдалась: что получилось, то получилось…

И вот произведение вроде бы удалось. Так утверждают критики. Но ведь критики всего лишь люди, и им тоже свойственно ошибаться. Самой же невозможно посторонним взглядом посмотреть на собственного «ребёнка». Может быть, повесть и в самом деле удалась, но вот «холодного блюда» из неё не получилось. И в сердце Регинином нет уже того жгучего, неодолимого, что ещё не так давно туманило разум и понуждало к неприглядным, а иногда и ужасным поступкам.

Он шёл, как ходил всегда: чинно, спокойно, уверенно. Шёл и не догадывался, да и до этой поры, конечно же, не догадывается, что те шаги могли быть для него последними. По-след-ни-ми! Так решила она. Ещё мгновение и…

Регинина рука, сжимавшая пистолет, вдруг задрожала и опустилась. Ненавистная (неужели и вправду ненавистная?) фигура растворилась в темноте, и шаги стихли. Регина присела, совсем невидимая под свисающими до самой земли тонкими ветвями и заплакала отчаянными, злыми слезами. Дура! Знала же, с самого начала знала: не сможет она, не осмелится! Так зачем был этот спектакль одного актёра да к тому же и без зрителей? А если бы и смогла? Он ведь всё равно не успел бы ничего ни понять, ни почувствовать. А ей надо, чтобы понял и почувствовал. И чтобы глаза её в ту минуту увидел.