Договор с обезьяной

Договор с обезьяной

I. Преамбула

О постановке проблемы и необходимости заключения внутреннего договора

На протяжении всей истории мыслители рассуждали о природе взаимоотношения между духом и телом. Под «духом» традиционно понимали метафизический источник разума; под «телом» – материальную оболочку, плоть, в которую этот разум воплощён.

Невозможно обойти вниманием французского философа Рене Декарта, чьё учение – картезианский дуализм – предложило одну из наиболее влиятельных концепций: мир состоит из двух субстанций – духовной и телесной. Душа, по его представлению, управляет телом, возможно, даже через шишковидную железу (допущение, конечно, спорное, но исторически значимое).

Всё звучит логично… до одного момента: а что, если душа вовсе не управляет телом? А если всё наоборот – тело манипулирует тем, что мы называем сознанием? В современной научной картине мира «душа» выведена за скобки. Её роль, в том числе как носителя рациональности, заменяет когниция – процесс осмысления, логики, принятия решений. Это то, что мы ассоциируем с разумом. Но когниция – лишь одна половина. Вторая – это внутренняя обезьяна: импульсивная, гормональная, зависящая от амигдалы, желания, возбуждения, стремления к доминации.

Когниция пытается управлять обезьяной: усадить её за учёбу, направить к полезному, затушить похоть. Но обезьяна не молчит – она отвечает. Иногда саботажем, иногда прокрастинацией, иногда эмоциональным кидком. Классическая модель предполагает, что разум – кукловод, а тело – марионетка. Но на деле нити натягиваются с обеих сторон. И если когниция думает, что дергает за нитки – то она ошибается. Марионетка уже тянет в ответ. И не просто дёргает – она пытается вырвать палец.

И так было всегда. Разные общества, религии, школы мысли пытались найти компромисс: кто должен быть главным? Обезьяна или разум? Душа или плоть? Общество дало на это простой ответ: «борись с собой». Но что это означает буквально? Взять себя в удушающий захват? Подавить? Доминировать над своей же природой?

Платон (через уста Сократа) в IV книге «Государства» замечает странность этой фразы: победа предполагает двух субъектов, а мы – одни. Его решение – дихотомия: пусть хорошая часть в нас победит плохую. Но… что такое «хорошее»? Где критерии? Почему окситоцин – добро, а амигдала – зло?

Тут в игру вступает профессор Роберт Сапольски. В «Биологии добра и зла» он показывает, что ни добра, ни зла в объективном смысле не существует. Все наши действия – результат детерминированной нейробиологической цепочки. «Победи себя» – пустая фраза: нет «себя», который борется – всё уже решено до тебя. С этой точки зрения, ни этика, ни вина, ни заслуга невозможны: мы – просто обезьяны, а когниция лишь комментирует происходящее. Что ж, позиция научно весомая. Но, как и любая радикальная, она не без слабостей.

Да, мы можем быть обусловлены. Но разве это отменяет наше право на архитектуру действий? Даже если каждый наш шаг предопределён – мы всё ещё строим объяснение, и это объяснение может менять модель поведения. Солипсист верит только в «Я». Декарт искал душу в железе. Платон выстраивал идеальную иерархию. Сапольски предлагает капитулировать. Но я предлагаю – вслушаться в конфликт, не побеждать никого и не капитулировать, а перезаключить контракт между когницией и обезьяной. Человек – это не кукловод и кукла. Это узел между двумя волями, двумя языками, двумя векторами, которые надо научиться синхронизировать. И, может быть, пора не просто думать об этом, а сесть за стол и подписать договор.