Все жанры Все авторы
Антон-Горемыка - Дмитрий Григорович

Антон-Горемыка

Страниц

70

Год

2006

В самой глухой, перекрестке обширной природной красоты, восхитительном уголке троскинского осинника, уроженец этого края напряженно занимался сбором дров. Среди густых кустов хвороста, захватывающих дыхание своей величественностью, мужественный труженик мужчина своим сильным хватом велел этим кустам немедленно уступить место ему. Прозрачно-холодное зимнее утро, даровавшее изобилие морозной ауры, заставило его приготовить себе запасное дровишко на холодные дни. Недалеко от мужика мирно стояла грузовая телега, готовая выстоять любые испытания, с превосходной пегой лошадкой, которая демонстрировала свою работоспособность и исполнительность. Крошечный мальчишка, весь в запуске, рохлящийся в разноцветных лоскутках, изо всех сил пытался забраться на вершину могучей старой осины, на спины которой пробуждались новая жизнь крыши и козлики. Если бы отважный мужчина позволил использовать свое лицо, его сгорбленная спина и затухшие глаза в качестве этикетки, можно было бы смело судить, что он живет пятьдесят или даже пятьдесят пять лет от роду. Восхитительно высокого роста, он был известен своей глубокой грудью, стройностью тела, редкой бледной желтой бородой, которая временами ощущала покров седины, и одинаково густыми волосами. Но его одежда была верным отражением его внешности: все было изнежено и старым, начиная с низенькой шапочки из натурального меха до короткого овчинного полушубка, украшенного тесьмой из кожи. Холод проникал до костей, подтверждаемый изобильным потом, омывавшим лицо и шею мужественного работника; было ясно, что эта работа была неотъемлемой частью его сущности...

Читать бесплатно онлайн Антон-Горемыка - Дмитрий Григорович

I

Дядя и племянник

В самой глухой, отдаленной чаще троскинского осинника работал мужик; он держал обеими руками топор и рубил сплеча высокие кусты хвороста, глушившие в этом месте лес непроходимою засекой. Наступала пора зимняя, холодная; мужик припасал топливо. Шагах в пяти от него стояла высокая телега, припряженная к сытенькой пегой клячонке; поодаль, вправо, сквозь обнаженные сучья дерев виднелся полунагой мальчишка, карабкавшийся на вершину старой осины, увенчанную галочьими гнездами. Судя по опавшему лицу мужика, сгорбившейся спине и потухшим серым глазам, смело можно было дать ему пятьдесят или даже пятьдесят пять лет от роду; он был высок ростом, беден грудью, сухощав, с редкою бледно-желтою бородою, в которой нередко проглядывала седина, и такими же волосами. Одежда на нем соответствовала как нельзя более его наружности: все было до крайности дрябло и ветхо, от низенькой меховой шапки до коротенького овчинного полушубка, подпоясанного лыковой тесьмою. Стужа была сильная; несмотря на то, пот обильными ручьями катился по лицу мужика; работа, казалось, приходилась ему по сердцу.

Кругом в лесу царствовала тишина мертвая; на всем лежала печать глубокой, суровой осени: листья с дерев попадали и влажными грудами устилали застывавшую землю; всюду чернелись голые стволы дерев, местами выглядывали из-за них красноватые кусты вербы и жимолости. В стороне яма с стоячею водою покрывалась изумрудною плесенью: по ней уже не скользил водяной паук, не отдавалось кваканья зеленой лягушки; торчали одни лишь мшистые сучья, облепленные слизистою тиной, и гнилой, недавно свалившийся ствол березы, перепутанный поблекшим лопушником и длинными косматыми травами. Вдалеке ни птичьего голоска, ни песни возвращающегося с пашни батрака, ни блеяния пасущегося на пару стада; кроме однообразного стука топора нашего мужичка ничто не возмущало спокойствия печального леса.

…Время от времени за лесом подымался пронзительный вой ветра; он рвался с каким-то свирепым отчаянием по замирающим полям, гудел в глубоких колеях проселка, подымал целые тучи листьев и сучьев, носил и крутил их в воздухе вместе с попадавшимися навстречу галками и, взметнувшись наконец яростным, шипящим вихрем, ударял в тощую грудь осинника… И мужик прерывал тогда работу. Он опускал топор и обращался к мальчику, сидевшему на осине:

– Эй, Ванюшка! ишь куда забрался! того и гляди ветром снесет, ступай наземь!..

– Не замай, дядя Антон, – откликался парнишка, – небось, не снесет!

Дядя Антон, успокоенный каждый раз таким увещанием, брал топор, нахлобучивал поглубже на глаза шапку и снова принимался за работу. Так повторялось неоднократно, пока наконец воз не наполнился доверху хворостом. Внимание мужика исключительно обратилось тогда к племяннику; его упорное неповиновение как бы впервые пришло ему в голову, и он не на шутку рассердился.

– Ах ты, баловень! – закричал он, стукая обухом топора в осину. – Долго ли говорить тебе? Слезай! Вот я те, озорника, поартачишься у меня, погоди!..

– А вот же не слезу, коли так, – отвечал мальчуган, взбираясь все выше и выше.

– Не слезешь?.. ладно же, оставайся один в лесу, пусть те едят волки… проклятого!..

Угроза, казалось, подействовала на ребенка; он обхватил ручонками коренастый ствол дерева, приготовляясь спуститься наземь при первой попытке дяди исполнить обещание.

Вам может понравиться: