Любовная история

В один из сентябрьских дней в доме большого купца Сергея Дмитриевича Ветринского состоялся самый роскошный бал из всех, что проходили в Москве за последние полгода. На высоких потолках с многочисленными вырезками горели свечи, на столах были поданы самые вкусные и дорогие блюда, играли лучшие музыканты, а гости, разодетые прелестнейшим образом, танцевали в просторных залах. Здесь встречались совершенно разного рода люди: были и полные осанистые мужчины с широкими, круглыми лицами, и стройные красивые юноши; были и взрослые важные женщины, и пышно нарядившиеся молоденькие девушки-кокетки, которые, с румянами на щеках, помахивали будь-то платками или веерами.

Во всей этой сверкающей толпе затерялся один совсем незаметный гость, и незаметен он был оттого, что стоял в стороне и не имел ровным счётом никакого желания танцевать. Веселись бы он как все, его фигура, вероятно, была бы более приметной, однако он стоял неподвижно. Неотразимый чёрный наряд приукрашал его и без того недурную наружность: он был плотного телосложения, лицо его с тёмными и немного кудрявыми волосами и усами – приятно, а карие глаза его были, по замечанию многих, добрые. Но что-то было в этих глазах, что-то глубокое и – тоскливое. Человек этот наблюдал, как остальные кружатся в танцах, и погружался в собственную мысль.

«Как они смешны. Всё танцуют и танцуют, а для чего? Неужели и впрямь такое занимательное развлечение? Впрочем, я и сам раньше отплясывал не хуже их… Так же я подавал ручку какой-нибудь ветреной дамочке и забывался… Но ладно мальчишки, по юности, по глупости. Но старикам уж куда? Уже женаты, при летах, а никак не натанцуются. И зачем только меня притащили сюда? Наблюдать за этим глупым кокетством?»

Его размышления прервал широкоплечий, слегка полноватый мужчина. Одет он был в чёрный фрак, на груди же красовался жёлтый бант. Человек этот опирался на крепкую трость, украшенную блестящими камнями. Это был хозяин дома. Он подошёл к гостю и обратился к нему:

– Григорий Тимофеевич, это никак вы?

Григорий слегка встрепенулся, отвлёкся от своих рассуждений и заметил стоящего рядом с собой Ветринского.

– Ах, Сергей Дмитрич! Да, как видите, это я.

– Признаться, вовсе не ждал, уж простите за моё откровение.

– Ничего.

– Вы что же, с супругой?

– Так точно-с.

– Григорий Тимофеевич, отставьте эти формальности: вы не на службе, – с улыбкой говорил Сергей Дмитриевич, – что вы со мной так отрывисто, будто я вам приказ какой читаю. Или, может, бал вам не нравится?

– Напротив, всё нравится.

– Так отчего же вы так невеселы?

– Тяжело сказать, Сергей Дмитриевич.

Ветринский нахмурился и пристально посмотрел в самые глаза собеседнику.

– Скажу вам честно, исключительно по-дружески, – начал он, – уж не огорчайтесь, а, право сказать, вы странны. Особенно в последний год странны. Вот сами посудите: перед свадьбой-то вы сам не свой были, светились весь, прыгали, говорили, семейству особое внимание уделять будете. Даже хотели с должности уйти, лишь бы к семье ближе. Я уж было думал: «Как так? Чтоб Григорий Тимофеевич Апраксин, лучший следователь города, да подал в отставку». Заблуждение, оказалось. Я как ни посмотрю, вы везде один, и Настасью Дмитревну я уж сколько с вами не видел. Да и на должности вы остались. С год назад вы говорили мне, что балы опротивели, что не ваше это, не нравится. А вот я вас уже и у себя наблюдаю, да только невеселы вы, Григорий Тимофеевич.