На поздних поездах

1

Между октябрём и ноябрём

тротуары были скользкими.

Я зачем-то неспеша забрёл

к станции метро «Сокольники».

Время близилось уже к нулю.

Сыпалась со стен мозаика,

окружали тени развалюх.

Непонятно, оказались как

эти жёлтые бараки тут.

Никогда не видел раньше их,

и почти упавшую плиту,

и киоск косой оранжевый.

Сушится бельё, и половик,

массовик-затейник, песенник,

надиктует строки о любви

к ОВД района Красносельского.

…и я там был

за то, что пил.

2

Завод дымит. Дымит завод.

Отрава Екатеринбурга.

Но из поэтов – никого,

кто воспевает здешних бурь гвалт.

Бетонной отдадим плите

своё тепло, сюда усевшись.

Я на неделю прилетел,

но здесь своя давно у всех жизнь.

Дворов неправильный квадрат:

начало социальных лестниц.

Поддатым вышел из двора.

Что может быть ещё чудесней?

На перекрёстке зарыдал

от страха спившийся шарманщик.

Панельных домиков гряда.

Всё точно так, как было раньше.

3

Я тут накидал тебе строк лабиринт

о том, что засело поглубже внутри.

Когда облысеешь, не плачь, не ори:

навряд ли поможет хороший парик.

Как вольные птицы, махнули б в Норильск,

ветрами укрывшись, решившись на риск?

Что делать, когда не сумел жалюзи

закрыть, чтоб сберечься от вёсен и зим?

Сбежавшим мальчишкой по локоть в грязи

дешёвенький гроб в катафалк погрузи.

Беги от сплетения труб, арматур

и помни: обитель найдётся к утру.

Не страшно, что кеды мозоли натрут.

Я верю в тебя, одинокий мой друг.

И если слеза на шершавости щёк

блеснёт под луною, но долог ещё

твой путь средь развалин, пещер и трущоб,

напомню тебе, что ты вновь не учёл.

От множества яств и от сладости вин

не будешь ни счастлив, ни полон любви.

Ты помни, что, если душа и кровит,

мечта альпиниста – покорность лавин,

мечта книгочея – в окно фонари.

Невнятно эпоха с тобой говорит.

Такси закажи до «Кольцово» на три,

лети (и обратно билет не бери)

туда, где за тучей белеет Норильск.

4

Берегите сумочки!

Поутру на ящиках

в подворотнях сумрачных

похмелялись сварщики.

Не подскажет зеркальце,

вот спросите прежде вы.

Помечтай, что Ельцин цел;

помечтай, что Брежнев жив.

Не по мерке рубище.

Отливали колокол

из пород, что тут ещё

добывали около.

Прекрати невнятицу

прогонять сказуемым.

Городским огням несу

идеал безумия.

5

Если пресса, то жёлтая.

Под купюрами несколько

этажей, но пошёл-ка я

прогуляюсь по Невскому.

По окраинам ёрзая

с этажа на этаж, они

говорили, что пользу яд

не приносит, и страшные

муки творчества. Выбелил

потолки и подъездные

стены. Нам ли до гибели,

но уж точно не в Дрездене?

На краю этой пропасти,

и закончился синтаксис.

Отсылаю в Европу стих

потому за один присест.

6

Под глазами круги расширял.

Расширял под глазами круги.

Вот четвёртый. За ним – дальше ряд,

но сперва перепутай с другим,

не похожим, и чтоб не учёл,

пусть ухмылка твоя коротка,

ни предательски узкий зрачок,

ни пропахшую вереском ткань,

ни того, что запачкан башмак

чем-то серым, ни папку в руке.

После этого падай плашмя.

Извиняйся. Вставай. Турникет

через двести шагов. Отсчитай,

подойдя, девятнадцать секунд.

Откажись от услуг. Проще так,

но не медли, а то просекут.

Повернёшь у подвала, и лифт

подвезёт на четвёртый этаж.

Из бутылки в стакан перелив,

прошептать не забудь: «Ты всё та ж».

7

То ли ветер метался по полюшку,

то ли речка сегодня быстра,

но историю эту не вспомнишь всю –

драгоценное время не трать.

Не сказать, и останется тайною;

не испачканы будут листы.