Как сложили песню - Максим Горький

Как сложили песню

Страниц

5

Год

2003

Однажды, в тихую улицу Арзамаса, наступил жаркий летний день, когда две талантливые женщины решили воплотить свои творческие идеи. Под грустный звон колоколов, доносящийся из местного монастыря, они приняли место на лавочке у ворот дома, в котором я обитал. Город казался покрытым пеленой сонной тишины – июньские будни привели Арзамас в мир полуденной дремы.

В то время я находился у окна своей комнаты, погрузившись в захватывающую книгу. Вдали, тихонько шушукаясь, слышался шепот моей кухарки, достойной женщины с рябой кудрявой прической по имени Устинья. Она вела неспешную беседу с горничной, рассказывая ей о своих тайных историях и наблюдая за происходящим вокруг.

Напротив, шумная улица жила своей собственной жизнью, полной суеты и шума. Череда прохожих, суетливых покупателей и бесконечный поток местных жителей создавали пеструю картину, наполняя воздух невидимой энергией.

Все эти детали – колокольный звон, общение служанок, шум улицы – слились воедино, раскрывая передо мной уникальный момент, полный гармонии и вдохновения. Великолепное пение птиц, припеваемое смешками детей и звуки городской жизни стали неотъемлемой частью этой истории.

За окном, где я наслаждался сладким спокойствием, две женщины запечатлели свою музыку, заполнив окружающий мир нежными трели. Их песня стала ароматом летнего ветра, пробирающегося сквозь жаркую пыль городских улиц, и отпечаталась в памяти всех, кто когда-либо слышал ее замедленное пульсирующее звучание.

Таким образом, это великолепное творение воссоздает уникальный и неповторимый опыт пребывания в Арзамасе на тот летний день, когда звучала магия женской красоты и нежности, смешавшись с колоритом городской атмосферы.

Читать бесплатно онлайн Как сложили песню - Максим Горький

Вот как две женщины сложили песню, под грустный звон колоколов монастыря, летним днем. Это было в тихой улице Арзамаса, пред вечерней, на лавочке у ворот дома, в котором я жил. Город дремал в жаркой тишине июньских будней. Я, сидя у окна с книгой в руках, слушал, как моя кухарка, дородная рябая Устинья, тихонько беседует с горничной моего шабра, земского начальника.

– А еще чего пишут? – выспрашивает она мужским, но очень гибким голосом.

– Да ничего еще-то, – задумчиво и тихонько отвечает горничная, худенькая девица, с темным лицом и маленькими испуганно-неподвижными глазами.

– Значит, – получи поклоны да пришли деньжонок, – так ли?

– Вот…

– А кто как живет – сама догадайся… эхе-хе…

В пруду, за садом нашей улицы, квакают лягушки странно стеклянным звуком; назойливо плещется в жаркой тишине звон колоколов; где-то на задворках всхрапывает пила, а кажется, что это храпит, уснув и задыхаясь зноем, старый дом соседа.

– Родные, – грустно и сердито говорит Устинья, – а отойди от них на три версты – и нет тебя, и отломилась, как сучок! Я тоже, когда первый год в городе жила, неутешно тосковала. Будто не вся живешь – не вся вместе, – а половина души в деревне осталась, и всё думается день-ночь: как там, что там?..

Ее слова словно вторят звону колоколов, как будто она нарочно говорит в тон им. Горничная, держась за острые свои колени, покачивает головою в белом платке и, закусив губы, печально прислушивается к чему-то. Густой голос Устиньи звучит насмешливо и сердито, звучит мягко и печально.

Конец ознакомительного фрагмента.

Вам может понравиться: