Ртуть и золото - Елена Ермолович

Ртуть и золото

Страниц

170

Год

Великий лекарь Яков Ван Геделе, известный своим уникальным мастерством в госпитале Кенигсберга и Польше, привел свои непревзойденные навыки в Москву в самый разгар туманной зимы. Город, только что погруженный в празднование избрания новой императрицы, искал доблестного исцеляющего духа, и Яков явно был кандидат номер один для этой роли.

Однако у Якова Ван Геделе были свои причины покинуть Кенигсберг и отправиться в Москву. Легендарный шпион, покровитель и друг, которому он безмерно доверял, был отравлен ядом, унося с собой все секреты, которые Яков сохранил. В слухах, разносившихся по Кенигсбергу и Польше, его имя было связано с гибелью этого влиятельного человека. Таким образом, Яков был вынужден покинуть родной город, чтобы уберечь себя от дурной славы и лживых обвинений.

И так, с огнем страсти в глазах и мечтой о новом начале, Яков вступил в неизведанную столицу, где его имя еще не было признано. Он надеялся заполучить должность личного хирурга к известному лицу, способному создать достаточно болезненные интриги, чтобы позволить Якову продемонстрировать свое искусство в полной мере. Потому что именно в таких сложных ситуациях хирург проявляет свою безупречность.

Все обещало стать интересным, когда Яков начал свою московскую медицинскую практику. Он оказался свидетелем скрытой стороны парадного жизненного стиля столицы, увидев аристократических львиц и львов в необычном свете. Престол императрицы, полон интриг и запретной любви, раскрыл перед Яковом свои секреты. Среди главных героев этой драмы была неразрывная связь – треугольник страсти между императорскими фаворитами Бюреном и Левенвольдом, чье взаимоотношение истончалось с каждым днем. Этот треугольник стал основой для создания захватывающего романа "Золото и сталь", который был написан во времена Якова нашего времени и отражает все тайны столицы великой империи.

Таким образом, лекарь Яков Ван Геделе пришел в Москву не только в поисках новых возможностей и приключений, но и с определенным подарком – его уникальным взглядом на столичную жизнь, который разгадывает красоту и тайны, скрытые за фасадом власти. И его имя, вместе с романом "Золото и сталь", надолго запомнится в истории этой безграничной империи.

Читать бесплатно онлайн Ртуть и золото - Елена Ермолович

Иллюстрация на обложке – Мария Григорец

Серийное оформление – Василий Половцев

Внутреннее оформление – Ирина Гришина

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.



Издание подготовлено при участии литературного агентства «Флобериум».


© Е. Ермолович, 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2022

* * *

And, to be sure that is not false I swear,

A thousand groans but thinking on thy face

One on another’s neck do witness bear

Thy black is fairest in my judgment’s place.

In nothing art thou black save in thy deeds,

And thence this slander as I think proceeds.

(Sonnet 131 by William Shakespeare)

Павлины и тати


– Настепнего ранка пшибылы два трупе, – пел возничий на облучке с таким нарочитым трагическим завыванием, что его пассажиры, не знавшие по-польски, переглянулись и вопросили:

– О чем может быть эта песня?

– Наутро приплыли два трупа, – перевел с удовольствием нотариус-поляк, а товарищ его прибавил перевод уже следующей фразы:

– И весла с того челнока.

Два пассажира, лекарь-фламандец и жид-ювелир, пригорюнились. И было отчего – холодно было в карете, печку пожадничали, понадеялись, видать, на весну раннюю и дружную. И соседи по карете, те самые два нотариуса-поляка, попались сволочи. Нотариусы день свой начинали с чеснока, как будто ждали нападения упырей, и продолжали – зловонным дешевым табаком, и так до самой ночи, до постоялого двора.

Наконец-то возле Ченстохова поляки сошли, и ямщик крикнул трубно и весело:

– Принимай павлинов!

И не обманул – в карету забрались два монаха-паулина, в коричневых католических рясах. Один прижимал к груди квадратный маленький сверток, а другой – наоборот, сверток веретенообразный.

– Что ж в багаж не привязали? – огорчился Фима Любшиц, ювелир жидовский, пожилой юноша, мелкий, вострый, с томно припухшими розовыми веками. Был Фима тонок и изящен, но все равно опасался, что со свертками – места ему в карете совсем не останется.

– Нельзя! – строго отвечал монах и прибавил, смеясь: – То реликвии святые.

Под своим капюшоном был он весел, румян, словно блином умыт, и белые отросшие волосы нежно осеняли его голову и щеки – как пух на утенке, видать, с дорожными заботами монах позабыл побриться. Глаза католик имел самые плутовские и говорил высокой темпераментной скороговоркой, словно был не монах, а, например, барышник. Спутник его, тот самый, что с длинным свертком, лысый, огромный, занял собою полкареты и теперь сидел молча, потупив очи, и притворялся спящим. Обросший же католик-весельчак пристроил свой маленький сверток на коленях и спросил, горохом рассыпая быстрые немецкие слова:

– А что, ребята, кто ведает – открылась ли Москва?

– А разве была она закрыта? – удивился четвертый пассажир, Яков Ван Геделе. Яков этот, по профессии лекарь, был молод и хорош собою, темной масти, но с глазами очень светлыми, такие глаза романисты именуют бриллиантовыми. Неправильность черт его искупалась их живостью и почти девической миловидностью.

– Тю, как же ты едешь и не знаешь! – расхохотался монах. – Почитай, весь февраль Москва закрыта была, кордоны стояли, не пущали никого – ни на въезд, ни на выезд. По политике ловили кого-то. А сейчас – отверзли врата, гуляй голытьба, – монах поднял руки, потянулся, и под рясой его что-то весело звякнуло.