Проснется день

Автор

Страниц

215

Год

—

Зима продолжает свою тихую победу над январем, когда день еще неохотно приходит. Восьмого утра, а на небе отчетливо видна белая луна, словно ледышка, напоминая о том, что ночь еще не отступила полностью. Глядя в западном направлении, можно увидеть глубокую синеву, тогда как на востоке заря окрашивается в желто-розовые оттенки, готовясь приблизить наше ожидание дня.

Снег падает. Продолжительные снегопады затянулись весь январь и продолжают радовать нас своей нежной белизной. Окна нашего дома занесены снегом, а задняя стена уже полностью скрылась под этим пушистым покровом. В такой снежной обстановке тепло и уютно, словно находимся в самом уютном уголке мира. Но в доме остается темно, словно мы находимся в самой глубине пещеры.

Первым, чтобы не потревожить свою жену и внука, старый куряка Пономарь встает с постели в темноте. Одев свои надежные высокие валенки и накинув полушубок, он спешит на свежий воздух, дымя и кашляя, наблюдая за погодой... И в этот момент он чувствует себя даже немного подобным первобытному человеку, приспособившемуся к суровым зимним условиям.

Читать бесплатно онлайн Проснется день - Борис Екимов

Мальчик на велосипеде

Утренний автобус на Большую Головку давно ушел, до вечернего было далеко, а тащиться к грейдеру, на попутку, с чемоданом да объемистой сумкой не хотелось. Оста валось одно – ждать.

Стеклянный теремок автовокзала лежал на отшибе от станции, считай, посреди степи. Июльский солнечный день наливался жаром, в тесном зальчике становилось душно, и выбирался народ на волю, на ветерок, располагаясь под навесами и в соседней лесополосе, под сенью пыльных вязов.

Хурдин ожиданием не томился. Он не был на родине целых пять лет, а последние три года и вовсе за границей работал, и потому теперь все казалось ему таким милым для души: степь и горячий тугой ветер, просторное небо с его чистой синью, и люди вокруг, их голоса и речи, от которых отвык, а теперь слушал с жадностью.

Людно было на вокзале и говорливо. Хурдин бродил и бродил, бродил и людей разглядывал, останавливался, слушал.

– Ты со своей папиросой, как грех с душой, не расстанешься. Другая бабка Надюрка. Та оденет чистый платок, цигарку завернет в локоть – и гайда в контору, – прилюдно выговаривала своему мужику могучая рукастая баба.

А рядом сухонькая старушка изливала свою беду:

– Изболелась внучарка моя, такая господня страсть. С лица спала, желтая, как стернь, и все тело красными товрами пошло. Бывало, дишканит, по всему хутору слыхать, а теперь чуть пекает.

Под кустами, за вокзалом, гармошка пиликала, и голос старательно выводил припевки:

Моя милка черноброва,

Канафеты есть здорова!

Темные лица, кипенно-белые платки, лопатистые, корявые руки.

Не вари кашу крутую, вари жиденькую,

Не люби девку сухую, люби сытенькую.

Старые женщины были чем-то похожи на мать. Может быть, просто годами.

Вспомнив о матери, Хурдин сразу же забеспокоился и невольно поглядел в ту сторону, где лежал его хутор и где мать ждала. О своем приезде он не писал, но мать должна была почуять. Она всегда угадывала наперед. Да и знала она, что сын возвращается и, конечно, приедет.

На хуторе, в родном доме, Хурдин не был пять лет. В последний раз он гостил там зимой, на Крещенье. Холодно было на дворе и в дому. Хурдин уже привык к иному и мерз. Мерзли ноги от ледяных полов, по ночам зябко было спать, он чувствовал, что простывает. Мать топила днем и ночью, дров не жалела, но дуло из-под пола и окна тепла не держали.

– Гляди ты какой стал, прям блин пашаничный… – говорила мать. – А мы, бывало, вот молодые-то были, в старом дому, утром встанешь, а ведрушка с водой замерзла. А ныне чего…

Хурдин четыре дня лишь выдержал, отговорился делами и уехал.

Потом он жалел. Конечно, нужно было потерпеть. Потерпеть и пожить. И ничего бы не случилось. Но разве предполагал он в ту пору, что не увидится с матерью целых пять лет.

Гармонист в лесополосе припевал и припевал:

Милый мой Игнат Кривой,

Правый глаз шатается.

Давай выколем другой,

Он табе мешается.

Игнат Кривой в свое время был личностью знаменитой. Он объезжал хутора, собирал тряпье и кости и взамен одаривал ребятню свистульками и рыболовными крючками, баб – пудрой да мазью-«жировкой» для белизны лица. В те послевоенные годы Игнат, несмотря на стеклянный глаз, был завидным кавалером и любил погулять. И потому его всегда ждали и встречали с радостью.

Продолжить чтение

Вам может понравиться: