Глава 1
Петровский сидел за столиким бистро всего-то четверть часа. Площадь Тюльпанов, где и располагалось кафе, можно было назвать площадью с большой натяжкой – перекрёсток пяти узеньких улиц, таких характерно грязных для этого района. Уже зажглись фонари, и ждать оставалось недолго. По расчётам Петровского – несколько минут.
Он глянул на часы, висевшие на здании ратуши, и отхлебнул из чашки кофе.
Часы показывали без семи минут восемь, а его «Ролекс» – без шести.
«Зачистка» – он не любил этого слова. Папа был прижимист, но профи стоил действительно дорого. Очень дорого для такого подонка, как Красавчик Алексис.
– Не хотите ли ещё кофе, синьор? Может, вечернюю газету? – гарсон смахнул салфеткой несуществующую пыль с края стола.
– Нет, спасибо.
Ресторан, в котором всегда ужинал Красавчик, располагался справа от бистро. Его «Мазератти» останавливался прямо у входа, и первыми выходили «гамадрилы», осматривали всё вокруг. Потом вылезал сам Алексис, сильно смахивающий в своём идиотском малиновом костюме на сутенёра средней руки. С такого близкого расстояния Маара не должна промахнуться, тем более с коллиматорным прицелом. Её «Ситроен» стоял на противоположной стороне площади уже полчаса – боком к ресторану. Петровскому оставалось быстро покрошить «гамадрилов» и Маара сможет, наконец, купить свой галантерейный магазинчик, о котором они мечтали.
Он осторожно положил тяжёлый «Аграм» на колени, и в этот момент площадь осветилась фарами подъезжающего «Мазератти»…
***
… Петрович отложил в сторону исписанный лист и не без труда вылез из узкого пространства между старым обшарпанным письменным столом и стулом. В дворницкой было тесно, но как раз этот стол и был предметом его гордости. Старинный, с «пумпочками», он как бы заряжал его чем-то.
Петрович надел куртку, ещё поверх куртки – оранжевую «жилетку», и поднялся по лестнице к выходу.
На улице от яркого снега слепило глаза. Мария уже ждала его.
– Петрович, ты крыса подвальная. Совсем одурел от своей писанины. Пишешь, пишешь, а чего пишешь? Забыл – сегодня зачистка? На, держи вот.
Она всучила ему снеговую лопату. Симпатичная, Мария обслуживала соседний с Петровичем участок из пяти домов, стоящих торцом к площадке ЖЭКа.
– Давай, я начну с той стороны, а ты – отсюдова давай.
…Закончив «зачистку», Петрович присел на лавку и положил лопату на колени. Морозец, градусов в шесть, разрумянил щёки Марии. И телогрейка, и ватные штаны вовсе не портили её изящную фигуру – она смотрела на Петровича, и её глаза смеялись.
Они очистили вдвоём с ней всю площадку, и тротуары не забыли.
Эх! Хорошо!
Обстучав сапоги от снега, он поставил лопату у лестницы и спустился в дворницкую.
Открыл дверь.
В глаза ему ударил свет фар подъезжавшего «Мазерати»…
***
– Знаешь, Микель, я не люблю тебя.
Микель. Как он ненавидел своё имя! Микель, Микеле, Майкл – всё одно. Нужно будет сменить его на Руди. Она не сказала «наверное», она сказала коротко – «не». Она всегда была такой.
Маара стояла у окна в одном свитере и курила. На мгновение комнату осветили вспышки полицейских машин, проносящихся по улице.
Их вой ударил Микелю по ушам, как плеть.
Он достал сигарету из пачки, лежащей на подушке.
Сигарета сломалась.
– Раньше ты говорила другое.
Она отошла от окна и села на край кровати. Кровать у Маары была старинная, железная. Она говорила, что это антик. Досталось от предков по материнской линии. Такой хлам?
