Существование и форма. Часть 2

Часть II

ФОРМЫ ЖИЗНИ И ФОРМЫ КУЛЬТУРЫ

Прошлой ночью мне снилось, что я – бабочка,

И теперь я не знаю, человек ли я, которому приснилось, что он бабочка, или бабочка, которой снится, что он человек.

(Чжуан-цзы. Китайский поэт)1

Сознание, нуждающееся в истине, но еще не знающее «истины достоверности себя самого», производит особого рода знание, которое определяется Гегелем как «чувственная достоверность». И тот избыток чувственности, которым располагает первобытное сознание, представляет нам вовсе не «бедное» мышление. Широте и богатству этого «чувственного мышления», или «видения», и его эмоциональной насыщенности можно было бы позавидовать. Современный творческий человек способен немало почерпнуть для себя, изучая первобытные формы искусства и культуры. И рефлексы первобытности читаются во многих современных произведениях, особенно в кинематографической и визуальных сферах творчества.

Доисторическое прошлое, в котором этот способ мировосприятия формировался, являет нам принципиально иной образ человеческого существования. Располагающийся в мире человек еще не знает собственно «мира», его «мир» это система собственных психосоматических комплексов и «ориентационных рефлексов», связывающих его с окружающими объектами посредством органов чувств и телесных навыков, усваиваемых с опытом. Мир здесь присутствует как возможность, как греза и интуиция, как протяженное и сопряженное с органами перцепции, продленное в мир социальное тело. Между чувственным ощущением, вызываемым воздействием вещи-объекта на органы восприятия, и качеством самого объекта, не существует различия. Человек, культивирующий опыт «чувственной достоверности», нуждается в непосредственной «осязаемости» проникающего его и объемлющего его мира, в котором постепенно определяется круг объектов его потребностей и интересов. В отношении с ними оформляются содержание и смысл его жизни. Предметность его мышления укоренена в непосредственность самих «чувственной данностей», в которых заявляет о себе предельная плотность обнимающей человека действительности и ее «беспредельность». Невозможность для этого мышления полагания пределов в себе самом, обратная сторона этой «широты» и этой «плотности».

В «Феноменологии духа» Гегель характеризует этот уровень «чувственной достоверности», служащий введением в тему «Сознание», следующим образом: «Конкретное содержание чувственной достоверности придает ей непосредственно видимость богатейшего познания, больше того, видимость познания бесконечного богатства, для которого одинаково не найти предела как тогда, когда в пространстве и во времени, где оно простирается, мы выходим наружу, так и тогда, когда мы берем какую-нибудь долю этого изобилия и путем деления входим внутрь ее. Кроме того, чувственная достоверность имеет видимость самой подлинной достоверности; ибо она еще ничего не упустила из предмета, а имеет его перед собой во всей полноте. Но на деле эта достоверность сама выдает себя за истину самую абстрактную и самую бедную. О том, что она знает, она говорит только: оно есть; и ее истина заключается единственно в бытии вещи (Sache). Со своей стороны, сознание в этой достоверности имеется только как чистое «я»; или я есмь тут только как чистое «это». Я, «этот», достоверно знаю эту вещь не потому, что