Ругару

(Беглый каторжник)

Посвящается моим друзьям: Ворошиловой Ларисе, Дроздову Игорю, Чехиной Ирине – тем, кто снова и снова убеждал писать, когда мэтры пинали меня ногами.

Особая благодарность безумно терпеливому консультанту, объяснявшему мне тонкости работы правоохранительных органов, – Павлу Ганже – http://samlib.ru/g/ganzha_p_a/

Все имена вымышлены, все совпадения – результат случайного вылета в астрал.

Даром что ли смерть приходит к людям,

Когда ждут они совсем другую,

Не такую старую и не такую злую?..

И. Калинников «Именины смерти» («Високосный год»)

Пролог

…– Они всё равно меня убьют, ты же знаешь. Врагов не отпускают… – ее тоненькая, подростковая фигурка чуть светилась в темноте камеры. Эльфийка. Грязная, исхудавшая, голодная, но светится.– Ты ведь не такой, как они, правда? – она села рядом, а на матрасе, брошенном на жесткие доски нар, вмятины не появилось – настолько она легкая. Тонкие пальчики еле ощутимо дотронулись до его плеча.– Не такой? – настойчиво спрашивает Лаэртель.

Хотел бы он сказать, что нет! Только чем он отличается? Только тем, что протащил ее через страну, через заставы, то штурмуя милицейские посты, то ползком на брюхе меся грязь? Да ведь билось в нем только одно: какая она желанная, эта хрупкая девочка. У нее едва-едва грудь наметилась, а он думает, как ее под себя уложить. Даже сейчас думает, и от этого стыдно и жарко одновременно.

А она – наивное дитя – перебирает пальчиками и дотрагивается до щеки. Это не прикосновение. Это как ее легкое дыхание на задубевшей от ссадин коже.

Он вскакивает и уходит в дальний угол камеры, прижимается лбом к холодной бетонной стене.

– Что мне сделать для тебя? – глухо спрашивает он, справившись с собой.– Что я могу сделать?

Лаэртель в один миг оказывается рядом, тонкие руки на самом деле очень сильные, она легко разворачивает его к себе, смотрит в глаза.

«Отнеси камень моим братьям», – она не произносит это вслух – губы не дрогнули. Ее слова возникают в его мыслях, перетекают прямо из девушки в него.

«Как? Я тоже в тюрьме! Кто меня выпустит?» – точно так же отвечает он.

«Выпустят. Скажут, что ты жертва, что я тебя околдовала и выпустят. Под следствием будешь, но это же не тюрьма, и не… смерть…»

«Ты не можешь… не должна… умереть!»

Сердце заходится от боли, а Лаэртель вдруг прижимается к его губам – это благодарность за его переживание, которое она тоже почувствовала. Девушка снова пристально всматривается.

«Пожалуйста, отнеси им камень. Неужели моя смерть будет настолько бессмысленной?»

«Я даже не знаю, где он!» – в отчаянии восклицает он внутри себя.

«Здесь… – узкая ладонь прижимается к груди слева. – Но я отдам его тебе».

Он не понимает, а она уже стягивает с него майку. И прижимается всем телом. А когда его легкие будто протыкает раскаленным прутом, снова целует, вбирая в себя его крик…

Слежка

Зинаида остановилась возле киоска, где продавалось очень вкусное, почти домашнее молоко, и «полюбовалась» на отражение в витрине. Всё как обычно: немолодая женщина с безумно усталым лицом в дешевой кофточке и слегка потертых брюках. Давно бы пора купить новые, но нет денег. Зарплаты хватает, только чтобы заплатить за съемную квартиру и кое-как протянуть месяц. Сын – балбес двадцати двух лет – не желает ни работать, ни учиться, только тянет деньги, да покрикивает: «Опять дома жрать нечего?»