Я победила рак!

Мне снится: будто я просыпаюсь, с трудом приподнимаю голову и ощущаю – вся тяжесть моих волос отделилась от меня, осталась на подушке. Я открываю глаза с чувством тоски и страха. Лежу. Потом переворачиваюсь и смотрю на подушку. На белизне темноватым пятном мои волосы. Не все, но половина – точно. Вечером я мою голову и в тазике оседают остальные. Два дня назад мне укололи винбластин, обыкновенная поддерживающая терапия. Совсем не то, что циклофосфан. От винбластина волосы вообще-то не выпадают.

Вероятно, я уже настолько за последние годы напичкана – и химией, и лучами, что моя отравленная печень не выдержала и на все махнула рукой. Этот самый винбластин, который по идее должен был ей помочь, успеха не имел – мне становилось все хуже.

На обследовании в онкоцентре выяснилось: поражение печени распространяется, лекарства не помогают. Назначен был день консультации. Мне стало страшно, настолько страшно, что я не могла сдерживать слезы, пока ехала до переговорного, пока ждала разговора, когда просила маму приехать ко мне. Мама вошла в квартиру тети Зины ночью, и я сразу перестала бояться. Мы вместе пошли на консультацию к Марье Михайловне. Вспоминая ее лицо и лица еще нескольких любимых врачей, я представляю почему-то ряд, где первым – мамино лицо, а потом – как бы вариации. Вспоминая ее улыбку, я ощущаю свет, спокойствие, надежду, как тогда, мрачным осенним днем.

– Понимаешь, твой организм слишком насыщен химией, дадим ему отдохнуть. Соблюдай диету. Пробуй травы. Приезжай весной.

Началась моя история болезни не с этого фрагмента. Это поворотная середина – время, полное отчаяния, безнадёги… Жизнь – возможность простого, обыкновенного существования на земле – представлялась немыслимым для моего угасающего тела чудом. Немыслимым, ослепительным – тем более, что объявилась любовь. Именно в ту осень, когда меня больше всего жег страх смерти и когда я носила парик вместо своих волос. Мне не верилось, что я доживу до счастья. Но все случилось: наша свадьба, защита диплома и беременность "на авось". Говорили: "роди – и все пройдет". Ничего не прошло. Только 6 недель жила во мне совсем неощутимая тяжесть, а уже не хватало сил дойти до магазина в пяти минутах от дома. Вечерами поднималась температура. Я почти ничего не соображала, зато мама понимала все. "Если не хочешь делать аборт, ложись в больницу, пусть тебя обследуют". Мама работала в больничной аптеке, ее знали, меня без проблем положили в урологию. Утром позвали на рентген. Я с превеликим трудом ворочала мозгами. "Кажется рентген беременным нельзя. Но если нельзя – тогда не назначали бы". До этого я имела дело только с московскими врачами и привыкла не задавать глупых вопросов. Спросила уже после того, как снимок сделали. Рентгенолог уставилась на меня: "А ты разве беременная?" Через день мне дали куда-то нести историю болезни, я открыла ее и прочитала запись врача о моем "осмотре". Оказывается, я жаловалась на боли в левой стороне поясницы (хотя болело у меня справа). Я плакала и злилась: врач меня даже не посмотрел, он забыл, что я беременная, все пропало. Дальше эав. отделением вместе с моей мамой убеждали меня в необходимости аборта, совершенно напрасно теряя слова, в голове у меня как надпись на световом табло стояла одна-единственная мысль: "Все пропало". Через день меня чистили в гинекологии, сердце мое выкинуло привычный за последние год-два фортель – я потеряла сознание. Сестра и санитарка очень раздражались, что я не могла перебраться с каталки на постель, они сбросили меня вниз лицом и ушли: "Таскай тут всяких!" Настолько униженной я не чувствовала себя никогда.