Хирург драконьих кланов

Цифровые часы на стене белого, выцветшего от едких растворов коридора показывали двадцать три сорок пять. Новогодняя ночь, спустя пятнадцать минут до ее главного момента, замерла за толстыми стеклами больничного окна. Гульнара прижала лоб к прохладному стеклу, наблюдая, как далеко внизу, в мире нормальных людей, вспыхивали и тянулись в темноту цепочки фар, а в окнах многоэтажек мигали гирлянды – синие, красные, желтые. Где-то там лилось шампанское, смеялись люди, обнимались под бой курантов. Здесь же, в отделении хирургии, пахло антисептиком, старостью и тихим отчаянием. Воздух был густым, спертым, будто выдохнутым тысячами пациентов.

Она отвернулась от окна. Ее белый халат, когда-то идеально отглаженный, теперь носил следы усталости: чуть помятые полы, пятно от зеленки у кармана, которое уже не отходило. Гульнара прошлась по пустому посту медсестер. Тишина была оглушительной после дневного гула. Все ушли. Все. На долгожданный корпоратив, который организовывали три месяца. Дежурный врач, молодой практикант Саша, сбежал два часа назад, пробормотав что-то про себя.

Позволила. Он сбежал. Уборщица Мария Ивановна, прощаясь, сунула ей в карман халата завернутый в кулёчек салат «Оливье». «Тебе, родная, ты же наша самая безотказная», – сказала она, и в ее глазах читалось не столько восхищение, сколько привычная жалость.

«Безотказная». Это слово висело на Гульнаре как клеймо. Оно означало, что именно она останется дежурить в праздники. Именно она доделает бумаги за других. Именно она сбегает в аптеку за забытыми лекарствами. Ей было тридцать два года, и вся ее жизнь, яркая в мечтах юности, свелась к этому белому коридору, к карточкам пациентов, к биксам со стерильными бинтами и к тихому, беспросветному одиночеству. Даже кошки дома не было – некогда было завести. Мечты о прекрасном принце, о захватывающих приключениях, о любви, которая перевернет мир, казались сейчас не просто глупыми, а издевательски жестокими. Ее принцами были ворчливые старики с аппендицитами, а приключениями – ночные вызовы к послеоперационным больным.

Она тяжело опустилась на стул у поста. На мониторе, показывающем пустые палаты, мигала одна-единственная точка – палата номер семь, где спал после плановой операции пожилой мужчина. Все было спокойно. Слишком спокойно. В тишине слышалось лишь гудение холодильника с лекарствами и отдаленный гул города-праздника.

Внезапно ее взгляд упал на металлический бикс для стерилизации, одиноко стоящий на тележке в конце коридора. Его должны были забрать еще днем. «Последний, – подумала Гульнара с горькой иронией. – Самый последний бикс в этом году. Символично».

Она поднялась и пошла к нему, ее практичные туфли беззвучно шлепали по линолеуму. Нужно было отнести его в автоклавную, разгрузить, вытащить простерилизованные инструменты. Работа. Всегда есть работа. Даже в Новый год.

Автоклавная представляла собой крошечное помещение, заставленное стеллажами с коробками. В центре, как древнее божество из нержавеющей стали, возвышался сам автоклав – массивный цилиндрический аппарат с массивной откидной дверью, рычагами и манометрами. Он уже остывал, завершив цикл. Из-под тяжелой двери сочился легкий, почти невидимый пар, наполняя комнату влажным, горячим воздухом и особым запахом – стерильности, металла и старого масла.