Яна
— И вот эта стерва лишила меня всего! — с грохотом обрушиваю пустую стопку на барную стойку. — Еще шот сделай!
— Тебе не хватит, милая? — кудрявая барменша качает головой. — Не пора домой?
— У меня нет дома, — усмехаюсь, — и семьи нет.
Мой отец умер месяц назад. Тогда же наш семейный юрист объявил, что папа оставил меня без гроша в кармане. Его бизнес, наш особняк и все активы перешли его второй жене.
Ксении Ленской. Точнее, теперь Чикиной.
Мама погибла, когда мне было двенадцать. Неоперабельная опухоль.
Мы с папой тогда очень сблизились. Общая боль сделала нашу семью крепкой, как сталь.
Пока не появилась она.
Он подобрал эту лимиту в своей очередной командировке и привез в наш дом.
— Помню, как папа виновато объяснялся, — кручу в пальцах шот с текилой, — что не может больше быть один. И что Ксения если не заменит мне маму, то станет прекрасной мачехой. Сука… она постоянно цепляла меня, пыталась выставить перед папой в худшем свете. Но он любил меня.
Тихо всхлипываю.
— Мне так жаль, — качает головой барменша, — если тебе некуда идти, оставайся у меня. Вижу, девка ты хорошая. Потерянная просто.
Усмехаюсь. Идти-то мне есть куда… только вот…
— Эй, цыпочка! Какая ты… — слышу пьяный голос над ухом, и в нос бьет смрад перегара.
Следом меня хватают за локоть. Рывок. Смотрю в мутные пьяные глаза. Опускаю взгляд на потрескавшиеся губы. Мерзкий алкаш облизывает их. Фу!
— Отвали от нее, говнюк! — рычит барменша. — Я полицию вызову!
— Завали ебало, сука! — гаркает второй, пока первый держит меня. — Мы просто немного поиграем с этой блондиночкой. Ты же не против? Сразу видно, готовая на все шлюшка…
Приходит третий. Они все облизывают своими мерзкими глазами мои голые ноги. Вижу в их взглядах неприкрытую похоть.
Но я совершенно спокойна. Потому что знаю, что ОН не даст меня в обиду. Его люди следят за каждым моим шагом. Считаю про себя. Три… два… один…
Делаю шумный вдох, и меня отпускают. Вижу обалдевший взгляд кудрявой блондинки-барменши. Мужиков скручивают быстро, те даже пискнуть не успевают. Выводят через служебный вход.
Это люди моего опекуна, Мурада Горцева. Ну, как опекуна, так-то мне двадцать пять. Но я живу в его доме. Под защитой. Он друг моего отца.
— Спасибо, — подхожу и кладу на барную стойку оплату за текилу и щедрые чаевые, — что выслушала.
Затем выхожу под ошалевшими взглядами остальных посетителей.
Перед баром уже стоит черный внедорожник с глухо тонированными стеклами. Значит, приехал сам. От одной мысли, что Мурад зол, низ живота опаляет жаром.
Да, меня безумно возбуждает его гнев.
Сажусь в машину. Ароматы дорогой кожи и терпкого мужского парфюма кружат мне голову.
— И что это было, Яна? — Мурад на меня даже не смотрит.
— Я просто захотела развеяться, — пожимаю плечами, тихонько вдыхаю аромат ярости, что окутывает Горцева.
— Ты знаешь, что будет с теми, кто пристал к тебе, — зло цедит, — я не оставлю их в живых.
— Знаю, — тихо говорю.
Знает ли Мурад, как сильно мне нравится его ярость? Когда он срывается с работы ко мне злой, как черт? Ругается и беспокоится? А потом наказывает. Жарко. В своей спальне.
Сжимаю ноги. Машинально облизываю губы. Сегодняшняя ночь не будет исключением.
— Ясно, — мужчина дает по газам, внедорожник срывается с места.
Едем мы молча. Доезжаем до большого особняка, скрытого за забором с колючей проволокой. Повсюду вооруженная до зубов личная гвардия Горцева.
