Наблюдатель

Когда жить в коммунальных комнатах вместе с матерью, шумными младшими братьями и пьющим отцом стало совсем невозможно, Андрей и Марина перебрались в съемную квартиру на улице Розы Землячки, в один из тех желтых, все еще внушительных сталинских домов, чьи осыпающиеся фасады нещадно глодала плесень, а высокие потолки коридоров делали пауков недосягаемыми. Хотя прогулка в загс и не предшествовала переезду, Марина радовалась обретенному семейному очагу и старалась получше обустроить неуютные полторы комнаты: маленькую спальню, стыдливо прикрывшую выцветшие обои коврами, и просторную кухню, провозглашенную гостиной, посреди которой был воздвигнут громоздкий пепельный диван.

Поскольку теперь надо было оплачивать аренду, Андрей устроился на вторую работу. Раньше для общего с его родителями котла хватало того, что он получал, отбывая смены продавцом в магазине стройматериалов, а Марина – заваривая кофе посетителям торгового центра на окраине города. Андрей нашел себе вечернюю подработку в автомастерской, благо что в механике немного разбирался, ну а Марина намеревалась вскоре уйти в декрет – пятый месяц как она ждала ребенка.

Так на новом месте дни их протекали в трудном благополучии. За вечерним чаем, под звон намываемой Мариной посуды и шум воды, Андрей любил незаметно выключиться из разговора, и потеряв его нить, впериться взглядом в заоконную темень, взорванную светом соседнего дома.

Хрущевка напротив была их статному сталинскому дому не чета. Хоть и помоложе, но не менее ветха. Облетавшая листьями осень день ото дня все больше обнажала убожество соседского здания: не пять, а лишь четыре этажа, словно не хватило кирпичей, посеревших от времени. На балконы водружены скворечники остекления, чьи деревянные рамы почернели, а стекла не видели иного мытья, кроме дождей. Лишь пара балконов, не закрытых воздушными сараями, выставляли напоказ проржавевшие скелеты ограждения.

В доме жили большей частью старики – это было видно по чахлой герани и цветастым ситцевым занавескам; по голубям, что слетались на крошки, высыпаемые в форточку одной из старух, и привечаемым другой подвальным кошкам, которые были охотники до голубятины.

Окна второго этажа квартиры Андрея были на уровне низкого третьего этажа дома напротив, и, если соседи вдруг пренебрегали шторами, Андрей мог наблюдать биение жизни в освещенных стеклянных прямоугольниках, которое неизменно утихало к одиннадцати часам.

Свет оставался лишь в одном окне, на подоконнике которого стояла банкирская лампа, зеленовато освещая грузную фигуру седоволосого безбородого старика, сидящего подле нее. Старик был занят тем же, что и Андрей – он смотрел в окно.

«Вот так оно и выглядит – одиночество», – сходу подумалось Андрею, ведь он жил не один, а с Мариной, в животе которой взрастал другой не посторонний ему человек.

Андрей мог бы посочувствовать незнакомому соседу, его бессемейности и бессоннице, но старик лишь раздражал. Андрею казалось, что настырным, неотрывным взглядом в окна старик ворует, незаконно присваивает чужое благополучие, в то время как Андрей лишь любопытно подглядывает.