Скелеты волшебного мира

«…синий порошок имеет самые скверные свойства. Он может пыхнуть в момент, когда вы склонитесь над ретортой, чтобы лучше рассмотреть результаты эксперимента. А может не пыхнуть. Может только зачадить, завонять, засмердеть и даже выругаться. Конкретное действие порошка зависит от таких тонких эфирных эманаций, что никто доныне не пытался систематизировать, каталогизировать, рационализировать это действие, и только я, великий и…»

Пых-х! – позади Трисмистра, магистра чёрной и белой магии, что-то со страшным шумом пыхнуло.

– Ы-ых! – тоже пыхнул волшебник и подскочил. Гусиное перо в его руке дёрнулось по листу, и… – Ох! Вот ведь! Ну какого лешего он опять начал пыхать?

На весьма дорогом пергаменте (десять долларов за лист) расплылась великолепная жирная клякса.

– Кхе-хе-хе… – кто-то приглушённо заквохтел в дальнем конце тёмной комнаты, служившей Трисмистру лабораторией. – Ты болван, алхимик, кхе-хе-хе, и никакой ты не волшебник, а так…

– Заткнись! – не оборачиваясь, бросил магистр, однако окрик нисколько не испугал говорящего карпа, плававшего в высоком, старинной работы аквариуме.

– А что? Скажешь я не прав? Я же знаю, что ты пишешь в этой бумажонке – ты хвастаешься! Ты считаешь себя самым хитрым, ты думаешь, что раскрыл все тайны природы, вник в суть вещей и явлений, ты…

Хоп! – из высоты опустилось узорчатое покрывало и накрыло прибежище говорящей, точнее, скандалящей рыбы.

Рыба умолкла, а волшебник тяжко вздохнул:

– О-ох…

И было отчего. Злоязыкий обитатель аквариума если в чём и ошибался, то не во многом. Трисмистр потратил полтора месяца на исследование свойств синего порошка (известного в алхимии под названием «Делириум тременс», что в переводе означает «Белая горячка»), а вот, поди ж ты… пыхнуло. И пыхнуло в тот момент, когда должно было тихонько дымить, и без копоти!

Карп попытался что-то сказать, но плотная ткань почти не пропускала звуков.

– Бу-бу-бу, – донеслось из-под неё.

Клякса на пергаменте быстро подсыхала. Было ясно, что не следует терять ни минуты. После полного высыхания удалить чернила волшебным образом уже не удастся и придётся скоблить дорогой лист бритвочкой.

– Абра-кадабра… – начал было Трисмистр, но вдруг подумал, что не к лицу такому продвинутому чудодею пользоваться глупым ученическим заклинанием. – Нет, попробуем другое… Фиглер-миглер-балаболус!

Что-то тихонько звякнуло, но клякса не исчезла.

Магистр почесал нос.

– А, неправильно… Фигдер-мигдер-барабанус!

Густые чернила чуть замерцали, зашевелились и вроде попытались исчезнуть… но потом замерли и приняли прежний вид. Трисмистр ткнул в кляксу пальцем и сморщился:

– Высохли.

Пришлось таки доставать могущественнейшему и продвинетейшему из колдунов безопасную бритву.

– Ай! – Естественно, он тотчас порезался. – Нет, ну какому дураку пришло в голову назвать это дьявольское орудие безопасным!

С досадой Трисмистр остановил кровь обычным заклинанием без выкрутасов и принялся скоблить пергамент.

– Ты возгордился, – снова донёсся голос говорящей рыбы. – Ты возомнил себя самым великим, ты думаешь об этом ежечасно, ежеминутно, ежесекундно…

– О чём я думаю? – повернулся Трисмистр к своему не слишком благодарному питомцу. Как и следовало ожидать, звуконепроницаемое покрывало валялось на полу – карп высунулся из воды и стянул его зубами (у говорящей рыбы имелись и язык, и зубы).