Полюби во мне тьму

- Отпустите! Отпустите! Куда вы меня тащите? - Лючия дергала руку, но хватка демона была столь сильна, что, казалось, еще чуть-чуть и ладонь будет безжалостно смята. Ведьма бежала следом за демоном, повинуясь лишь его желанию, ослепнув от безудержно льющихся слез, которые не давали рассмотреть даже то малое, что позволял низко стелющийся предрассветный туман, а потому она непрестанно спотыкалась, путалась то в длинной юбке, то в высокой траве.
Лючия судорожно всхлипывала, задыхалась от быстрого шага, открытым ртом глотала холодный воздух и бесконечно сильно злилась на того, кто тащил ее за собой словно она утлая лодчонка, а он - трехмачтовый парусник, нисколько не заботящийся о том, что болтающаяся на привязи невольница зачерпывает черную воду то кормой, то носом.
Неглубокая яма, прячущаяся в траве, предательски подсунулась под ногу и заставила упасть на колени. Рука, взятая в плен, на мгновение вырвалась из оков, но лишь для того, чтобы неловко размазать слезы по лицу. Перехваченная демоном, она вновь заняла место в его ладони. Сильный рывок вернул Лючию в вертикальное положение.
Этот грубый жест отрезвил ведьму.
Бунтарский дух, прячущийся за слезами и всхлипами, мгновенно воспрянул и не нашел ничего лучшего, чем выказать открытое противостояние. Конечно, то, что сделала Лючия, скорее можно было назвать «противолежанием», поскольку она повисла на собственной руке, приказав ногам отключиться.

Кразимион, сообразив, что ведьма перестала перебирать ногами, а волоклась за ним словно телега без колес за мерином, на мгновение опешил.
Им двигали сильные чувства: любовь, которую он кулаком загнал куда-то вглубь сердца, жажда обладания, едва обуздываемая с тех пор, как он увидел Лючию, лежащую под краснокрылым красавцем, страх, что дэйвы могли причинить ей боль, стремление обуздать свой гнев и не разрушить полкоролевства, если с ведьмой вдруг случится нечто ужасное. Но венцом бурлящей смеси переживаний было непреодолимое желание самолично убить проклятую, дабы прекратить душевные терзания, вызываемые женскими слезами. Успокоить ее, наконец, или упокоить. Тут уж как получится.
Сейчас Кразимиона не остановила бы даже угроза возвращения болезни, из-за которой он столько лет мыкался в пещерах Красных гор и неприветливом мире Той стороны.
«Ничего, потерплю-помучаюсь! Даже если умрет, никуда от меня не денется! Пусть только переродиться, я и через сто лет придушу эту чертову ведьму! Найду и придушу!»
Но отчего-то виделись не собственные загорелые руки на тонкой шее, а обветренные губы, что страстно целовали каждый изгиб, каждую родинку, что звездочками рассыпались по телу желанной женщины.
Что злило еще больше.
«Еще и дразниться вздумала! - продолжал он мысленно ставить ей упреки. – Разделась у ручья по пояс!»
Да, Краз кривил душой, произнося это раздраженное «разделась по пояс»: вчера вечером Лючия всего лишь на ладонь сдвинула ворот платья. Такой естественный жест для каждого, кто намеревается умыться и не замочить одежду, демон воспринял как вызов, соблазн, испытание на стойкость. И уже впрямь виделось, что Лючия оголила спину и грудь лишь бы сделать ему больно.
«Но ничего, сейчас она получит сполна!»
Он тащил ее к озеру, чтобы там смыть слезы-сопли и привести девушку в себя.