Капкан

Полный тоски и одиночества, северный лес хранил мрачное безмолвие. С дымчатого неба падали редкие снежинки. Близился вечер.

Из последних сил шагая по глубоким сугробам, Костя проклял тот миг, когда решил ехать в эту глухомань. Ну что ему дома не сиделось? Зачем было переть за сотню километров в безымянное, почти вымершее село, чтобы на снегоходе покататься? И угораздило же заблудиться, истратить всё топливо и остаться без связи.

Такое дерьмо случайно не случается.

Тяжело дыша, Костя остановился и внимательно осмотрелся: ёлки, ёлки, ёлки. Ни одного ориентира. Ни намёка на присутствие людей. Он-то рассчитывал наткнуться на лыжню или тропинку, выйти к делянке или обратно к селу. Хотя бы дым печной трубы разглядеть.

Вернуться по следам снегохода не вышло – Костя провалился по самую макушку и еле выбрался. Решил обойти, да заплутал. Бродил кругами, пока не признал, что потерялся. Но оставаться на месте было нельзя – дай бог начнут искать его дня через три-четыре, а за это время он насмерть замёрзнет. Вот и пришлось идти наугад, то ли спасаясь от смерти, то ли к ней направляясь.

Совсем рядом закаркала ворона, будто приглашая серых хищников разделить лёгкую добычу. Костя запустил в неё снежком – не попал, но та перелетела на другую ель и снова закаркала.

– Чтоб ты сдохла, – бессильно выругался Костя и поморщился от боли в горле.

Если только выберется, то наверняка надолго сляжет. Ноги околели, став чем-то чужеродным, почти неощутимым, пальцы рук плохо сгибались. Каждый хриплый вдох отдавался болью в грудине и в горле. В голове сразу поплыли известные названия: тонзиллит, фарингит, ларингит… Что там ещё бывает? Ангина и воспаление лёгких. Обморожение. Ампутация. Костя безнадёжно огляделся – смерть.

Умирать было рано – ещё третий юбилей не отпразднован, – и Костя решил поискать место для ночлега. Про выживание в зимнем лесу он ничего не знал, но чутьё подсказывало, что нужно схорониться. Может, под ёлкой спрятаться или на дерево влезть. Только что на дереве делать, если даже верёвки нет? Свалиться с него?

– Господи помоги, – прошептал Костя.

Он еле волочил ноги, на него волнами накатывали слабость и сонливость. А ворона, пусть и замолчала, продолжала наблюдать, перелетая с ветки на ветку. Ждала, когда он загнётся. Знала, что такие идиоты до утра не доживают.

– Много ты знаешь, дрянь пернатая, – хрипло ворчал Костя, разгребая снег рядом с ёлкой. – Лучше бы дорогу до села показала. Каркать-то и я могу. Может, даже лучше тебя.

Костя смахнул ещё пару слоёв снега и отшатнулся. Там был труп. Серое лицо, тёмные волосы и губы цвета спелой голубики. Широко распахнутые глаза смотрели в небо, будто просились туда. А проклятая ворона снова загорланила, теперь уверенная, что не останется без ужина.

Когда вновь наступила тишина, глубокая и жуткая, Костя пришёл в себя. Нерешительно начал откапывать труп. Он сам не знал зачем, но мягко убирал снег: на шее голой девушки зияли глубокие раны, будто её медведь подрал. Но крови не было. Она наверняка умерла в другом месте, а потом её принесли сюда. Кто? Как давно? А вдруг убийца рядом?

Костя тревожно огляделся, прикопал труп и поспешил уйти. В голове шумело от потрясения, усталости и страха. Здравый смысл кричал, что там не было следов, труп явно присыпало прошлым снегопадом. Но желание убраться подальше гнало прочь. Тем более ворона наверняка приведёт на пиршество серых товарищей.