Ему казалось, что он находится в самых отдалённых глубинах тёмной бездны, барражируя между жизнью и смертью. Иногда это тёмное, окутывающее и обволакивающее пространство, в котором он пребывал, взрывалось яркими багрово-лиловыми сполохами, приводя его в ужас и восторг одновременно. Когда всполохи затухали, он вновь погружался в состояние приятного спокойствия, сопровождавшееся каким-то странным, до этого ему не известным ощущением отрешённости. Он не знал: где он, кто он, и что с ним произошло и продолжает происходить, – и это нисколько его не волновало и тем более не интересовало в данную секунду.
Со временем сполохи стали появляться всё чаще. Сперва он реагировал на них также: с трепетом и восхищением, – но затем обратил внимание на некую закономерность в промежутках между их появлением, от которой ему стало страшно и неуютно. Промежутки между вспышками учащались и всё больше походили на некую пульсацию. И чем чаще была эта пульсация, тем сильнее в нём нарастало ощущение тревоги и дискомфорта.
Когда пульсация стала непрекращающейся, ощущение отрешённости пропало, а ему на смену пришло неприятное чувство тяжести собственного тела, размеры и массу которого, он скорее осознал, нежели почувствовал. Сделав вдох, он ощутил, как плотный, словно вода, воздух проник вовнутрь его тела. Лёгкие, мгновенно отбросив лишние примеси, выделили из этой плотности кислород и отправили его в кровь. Сердце мощным толчком погнало кровь, обогащённую кислородом, по венам к головному мозгу. Когда клетки головного мозга вдоволь насытились кислородом, его сознание окончательно вырвалось из странного для него мира и вернулось в грубую действительность.
Осознание того, кто он, и что с ним произошло, хлынуло на него потоком холодной воды, мгновенно вынув из памяти и кинув в воображение картины случившегося. Боясь поднять веки, под которыми беспорядочно бегали глазные яблоки, он аккуратно пошевелил сначала руками, а затем ногами. Странно, сильной боли, в переломанных и изувеченных сильным ударом конечностях, он не почувствовал, но ощутил, что они еле шевелятся, словно бы одеревенев от сильного мороза. «Наверное, действие наркоза ослабло, – подумал он, – и я очнулся на операционном столе во время, или уже после операции. Боль какая-то тупая, далёкая, или приглушённая, не знаю, как правильно сформулировать?»
Набравшись смелости, он открыл глаза. В помещении было темно и безумно холодно. Уловив боковым зрением свет, он хотел повернуть голову в направлении его источника, но ощутил, что она, как будто бы вросла в поверхность, на которой покоилась. Не поворачивая головы, он скосил взгляд в сторону источника света и увидел огромный зев оконного проёма, в который на него смотрел бледный диск луны. «Судя по тому, как здесь холодно, я нахожусь в морге. Странно, всегда думал, что холодильники в моргах расположены в подвальных помещениях, где нет окон, – испуганно подумал он про себя, заворожённо смотря на оконный проём, в котором, как ему показалось, отсутствовал стеклопакет. – К тому же, если я жив, почему тогда я нахожусь в морге, да ещё и в холодильнике? Ничего не понимаю? Бред какой-то!»
Он попытался встать, но почувствовав сильную боль, которая резко прострелила всё его тело, охнул и лёг обратно, стараясь, не шевелиться, чтобы она поскорее прошла. Когда боль немного утихла, он решил позвать на помощь:
