На это надо было решиться. Он решился.
Как-то пришел домой – сам не свой – желтый; не глядя на жену, сказал:
– Это… я деньги потерял. – При этом ломаный его нос (кривой, с горбатинкой) из желтого стал красным. – Сто двадцать рублей.
У жены отвалилась челюсть, на лице появилось просительное выражение: может, это шутка? Да нет, этот кривоносик никогда не шутит, не умеет. Она глупо спросила:
– Где?
Тут он невольно хмыкнул:
– Дак если б я знал, я б пошел и…
– Ну, не-ет!! – взревела она. – Ухмыляться ты теперь до-олго не будешь! – И побежала за сковородником. – Месяцев девять, гад!
Он схватил с кровати подушку – отражать удары. (Древние только форсили своими сверкающими щитами. Подушка!) Они закружились по комнате…
– Подушку-то, подушку-то мараешь! Самой стирать!..
– Выстираю! Выстираю, кривоносик! А два ребра мои будут! Мои! Мои!..
– По рукам, слушай!..
– От-теньки-коротеньки!.. Кривенькие носики!
– По рукам, зараза! Я ж завтра на бюлитень сяду! Тебе же хуже!
– Садись!
– Тебе же хуже…
– Пускай!
– Ой!
– От так!
– Ну будет?
– Нет, дай я натешусь! Дай мне душеньку отвести, скважина ты кривоносая! Дятел… – Тут она наловчилась и больно достала его по голове. Немножко сама испугалась…
Он бросил подушку, схватился за голову, застонал. Она пытливо смотрела на него: притворяется или правда больно? Решила, что – правда. Поставила сковородник, села на табуретку и завыла. Да с причетом, с причетом:
– Ох, да за што же мне долюшка така-ая-а?.. Да копила-то я их, копила!.. Ох, да лишний-то раз кусочка белого не ела-а!.. Ох, да и детушкам своим пряничка сладкого не покупала!.. Все берегла-то я, берегла, скважина ты кривоносая-а!. Ох-х!.. Каждую-то копеечку откладывала да радовалась – будут у моих детушек к зиме шубки теплые да нарядные!.. И будут-то они ходить в школу не рваные да не холодные!..
– Где это они у тебя рваные-то ходют? – не вытерпел он.
– Замолчи, скважина! Замолчи. Съел ты эти денюжки от своих же детей! Съел и не подавился… Хоть бы ты подавился имя, нам бы маленько легче было…
– Спасибо на добром слове, – ядовито прошептал он.
– Мх-х, скважина!.. Где был-то? Может, вспомнишь?.. Может, на работе забыл где-нибудь? Может, под верстак положил да забыл?
– Где на работе!.. Я в сберкассу-то с работы пошел. На работе…
– Ну, может, заходил к кому, скважина?
– Ни к кому не заходил.
– Может, пиво в ларьке пил с алкоголиками?.. Вспомни. Может, выронил на пол… Беги, они пока ишо отдадут.
– Да не заходил я в ларек!
– Да где ж ты их потерять-то мог, скважина?
– Откуда я знаю?
– Ждала его!.. Счас бы пошли с ребятишками, примерили бы шубки… Я уж там подобрала – какие. А теперь их разберут. Ох, скважина ты, скважина…
– Да будет тебе! Заладила: скважина, скважина…
– Кто же ты?
– Што теперь сделаешь?
– Будешь в две смены работать, скважина! Ты у нас худой будешь… Ты у нас выпьешь теперь читушечку после бани, выпьешь! Сырой водички из колодца…
– Нужна она мне, читушечка. Без нее обойдусь.
– Ты у нас пешком на работу ходить будешь! Ты у нас покатаешься на автобусе.
Тут он удивился:
– В две смены работать и – пешком? Ловко…
– Пешком! Пешком – туда и назад, скважина! А где, так ишо побежишь – штоб не опоздать. Отольются они тебе, эти денюжки, вспомнишь ты их не раз.
– В две не в две, а по полторы месячишко отломаю – ничего, – серьезно сказал он, потирая ушибленное место. – Я уж с мастером договорился… – Он не сообразил сперва, что проговорился. А когда она недоуменно глянула на него, поправился: – Я, как хватился денег-то, на работу снова поехал и договорился.
