Пробуждение

Kate Chopin

The Awakening

© Шурупова Е., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Литературная редактура Олеси Царёвой

Художественное оформление серии Натальи Портяной

Желто-зеленый попугай в подвесной клетке у двери неумолчно выкрикивал:

– Allez vous-en! Allez vous-en! Sapristi![1] Вот так-то!

Он знал несколько слов по-испански и на языке, которого никто не понимал – разве только неугомонный пересмешник по другую сторону двери, доводящий до исступления своими бесконечными трелями.

Мистер Понтелье, сидевший у двери главного здания, потерял всякую надежду спокойно почитать газету. Недовольно поморщившись, он встал и прошел по галерее и по узким мосткам, соединяющим гостевые домики семьи Лебрен. Попугай и пересмешник принадлежали мадам Лебрен, а потому имели право шуметь, сколько вздумается. А мистер Понтелье, в свою очередь, имел право покидать их общество, когда птицы начинали ему досаждать.

Он остановился у двери своего гостевого домика – четвертого от главного здания и предпоследнего в ряду. Опустившись в плетеное кресло, мужчина вновь начал читать газету. Было воскресенье, а газету он читал вчерашнюю: воскресные до Гранд-Айл пока не дошли. Мистер Понтелье уже ознакомился с биржевыми отчетами и теперь нетерпеливо скользил взглядом по колонке редактора и новостям, которые не успел прочесть накануне, перед отъездом из Нового Орлеана.

Мистер Понтелье был мужчина сорока лет, среднего роста и щупловатого телосложения, слегка сутулый и в очках. Прямые каштановые волосы он причесывал на косой пробор. Бороду носил короткую, аккуратно подстриженную.

Время от времени он поднимал глаза от страницы и глядел по сторонам. В большом доме сегодня шумели громче обычного. Главное здание пансиона называли «большим домом», тем самым выделяя среди гостевых домиков. Птицы по-прежнему свистели и щебетали. Две девочки, близняшки Фариваль, в четыре руки исполняли на пианино отрывок из оперы «Цампа». Мадам Лебрен суетливо бегала туда-сюда и громко раздавала поручения садовнику, когда оказывалась дома, и столь же громко – прислуге в столовой, когда выходила на улицу. Это была свежая, хорошенькая женщина, всегда одетая в белые платья с рукавами до локтя. Ее накрахмаленные юбки шелестели при ходьбе. У гостевого домика неподалеку чинно расхаживала дама в черном, перебирая четки. Многие постояльцы уплыли с Бодле в рыбацкую деревушку Шеньер-Каминада – послушать мессу. Кое-кто из молодежи играл в крокет под черными дубами. Поблизости гуляли дети мистера Понтелье – два крепких мальчугана четырех и пяти лет. Няня-квартеронка следовала за ними с отсутствующим, задумчивым видом.

Мистер Понтелье наконец зажег сигару и затянулся, лениво выпустив из рук газету. Он следил взглядом за белым зонтиком, который с черепашьей скоростью полз от пляжа. Зонтик отчетливо виднелся среди желтых ромашек и тощих стволов черных дубов. Очертания залива вдалеке сливались с чистой синевой горизонта. А зонтик тем временем приближался. Под светлым в розовую полоску куполом шли миссис Понтелье и юный Роберт Лебрен. Добравшись до гостевого домика, они сели лицом друг к другу на верхнюю ступеньку крыльца и оперлись на столбики перил.

– Что за блажь купаться в такую жару! – протянул мистер Понтелье. Сам он окунулся еще на рассвете, потому утро и тянулось для него так долго. – Обгорела до неузнаваемости! – Он оглядел жену взглядом собственника, чье ценное имущество слегка пострадало.