Не давно и не на днях ходил по городам и весям седой старичок. И вся-то его свита была, что маленькая белая с рыжими подпалинами собачка. И вся-то его ноша умещалась в небольшую котомку. И всё-то его убранство состояло из обласканного небом домотканого рубища. Но был безмерно богат старичок – сердцем добрым, глазом острым, душой необъятной да мыслями верными.
Откуда он держал путь, ведало только небо, ибо и сам путник позабыл. Не знала об этом и его спутница, присоединившаяся в одном из многочисленных селений. Вся земля была ему домом. В тёплое время заботы о приюте немного, а в лютое с радостью пускали постоялые дворы за советы дельные да рассказы занятные.
Скромен был старичок: примечал многое, но с расспросами-советами не лез – слушал внимательно, присматривался, так как уха и глаза у человека два, а язык один. Но всяк встречный, будто заранее знал, обращался к дедушке за советом. Никому не отказывал.
«Что таить, раз сам получил задарма», – говорил старичок.
Любили люди слушать истории разные: сказочные и житейские, весёлые и печальные, и дела никому не было – быль это или небылица. Интересно. Кто-то науку из них получал, а кому-то просто развлечение.
Сам же дедушка любил слушать птичек певчих да ветер непоседливый, что, играя с листьями и травинками, рассказывает о землях дальних и жизни нездешней.
Особенность у рассказов была: чтобы никого не обидеть и напраслину не навести, говорил старичок от собственного имени, будто всё это с ним происходило.
Бывало, кто встретит его, идущим спокойно и размеренно, поздоровается, спросит о том, чем душа мается или дело пытает. Присядет старичок на что-либо подходящее – а нет, так и на землицу – развяжет котомочку свою, из мелкой сетки хитро созданную, достанет угощение простенькое – «кушай да слушай» – будто все его истории в этой сетке сложены.
На чердаке
Более двадцати лет никто не заглядывал в эту часть дома: ни хозяин, считающий, что контролирует всё; ни крысы, по осени снующие под полом; ни воробьи, живущие в застрехах – никто. А здесь все эти годы по-прежнему таинственно уютно и романтично светло. Прожаренный крышей воздух содержит аромат невидимого дубового веника, сосновую тонкость стропил и еле уловимый запах тайны, до времени скрытой, но неистово манящей. Даже очень острый глаз не заметит, с каким усердием годы тонкими слоями наносили пыль на редкие артефакты.
Слой за слоем, миллиметр за миллиметром уходила вглубь история. Короткая и яркая, как вспышка, и, как искра ночного костра, пленяющая своим полётом и забытая поутру. Как правило, никогда или очень редко, окунувшись в бескрайнее одиночество, мы вспоминаем это завораживающее зрелище, чудесное своими метаниями и наивными порывами задержаться в этом мире хотя бы на одно дополнительное мгновение.
Но однажды без предупреждения среди сумеречной суеты она подмигнёт звёздочкой, да так ярко, что на какое-то время ослепит, выведет из размеренности и бросит в нежные объятия воспоминаний. Вновь чувствуются развеянные запахи, ощущаются прикосновения, отчётливо слышны забытые интонации голосов. Миг, секунда и проявляются контуры… Нет, ясно видны лица и фигуры, когда-то самых близких, людей. И ты растворяешься в этой (иллюзорной?) реальности. Волной, смывая года, накатывают эмоции.
