Отражения

1. Ступени вверх

Хорошая ученица видит даже в кромешной тьме, и поэтому я не надеюсь легко отделаться.

Линор Горалик

Парадное крыльцо Джейна не увидела — оно осталось с другой, лицевой стороны дома. Джейна появилась с изнанки, поднялась по короткой черной лестнице, как прислуга и незваные гости.

Встретили ее не то чтобы холодно — настороженно. Красивый юноша, почти мальчик, одетый в бледно-серый костюм лакея, скользнул по Джейне равнодушным взглядом, таким, что и не скажешь, к чему теперь готовиться и чего ждать.

— Госпожа Бронкль, — сказал он все еще равнодушно. Джейна подумала, что ее фамилия, произнесенная вслух, должна была оттолкнуться эхом от всех стен всех коридоров в этом доме, роскошном и светлом, и долететь до его хозяев. До тех, к кому Джейна пришла.

— Леди Бронкль, — мягко поправила она.

Юноша кивнул, то ли принимая исправление, то ли желая выказать свое почтение леди.

— Вас примут, но придется подождать, — сказал он.

Теперь он смотрел на Джейну — ей в лицо, для чего ему приходилось чуть задрать подбородок, — и словно сквозь нее. Так, что если он и рассматривал платье, шею, свернутые в низкий узел ржаво-рыжие волосы, то отследить это было нельзя. Точно так же, как и его мысли.

Лицо лакея было приветливо-пустым.

Потом она увидела еще пятерых таких же — красивых и тонких, как эльфы, юношей, которые стояли в дверях, чтобы раскрыть их перед Джейной, указывали путь и ничего не спрашивали.

— Ждите здесь, — сказал один из них с легким поклоном, когда Джейна оказалась в небольшой восьмиугольной комнате с часами на каминной полке и окном от самого пола, выходящим в зимний сад, тускло-серый, украшенный к Солнцестоянию.

Камин был пуст, и, кроме бежевой скамейки, обитой тканью, и этих вот часов с треснувшим стеклом, в комнате больше ничего не было.

Светлая, холодная, зимняя пустота.

Джейна села на скамью и пожалела, что не взяла с собой книгу. В небольшой сумочке, добротной, взятой у матери ради этой встречи, лежало письмо Аниты и стопка рекомендаций: ото всех, кто знал Джейну Бронкль, младшую наставницу из Враньего дола. Некоторые письма были от людей влиятельных, даже очень влиятельных — Джейна не ожидала, что они согласятся на такое, думала, что им нет дела до девушки, которую они видели дайте боги пару раз в год, когда навещали дочерей в закрытой школе. Но Директриса — не та, которая была сейчас, а та, прежняя, которая когда-то дала Джейне работу, — Директриса пообещала, что поможет.

И, кажется, помогла.

Ее рекомендация тоже была здесь — сложенный вчетверо лист плотной гербовой бумаги с печатью, исписанный аккуратными, по-мужски твердыми строками с острыми хвостами некоторых букв. Очень лестными для Джейны строками. Неожиданно лестными.

Джейна потянулась, чтобы почесать запястье: грубая шерсть, из которой было сшито ее платье, раздражала кожу, и к вечеру на запястьях и шее появлялись красные полосы, похожие на следы от крапивы. Новые туфли жали. Наверное, когда в конце дня Джейна сбросит их, падая без сил на кровать в своей спальне — на ту самую кровать, в которой она спала со своих восьми лет, — пальцы будут болеть, а сквозь плотные чулки проступит кровь. Будь в залах чуть теплее, пожалуй, Джейна, пожалуй, начала бы волноваться, как бы не раскраснелись щеки, что можно принять за плохо скрытое волнение, но, к счастью, в доме было прохладно — почти на границе с «холодно».