ЧАСТЬ 1
– Что есть настоящая тайна?
– Настоящая тайна? Примадонна, это то, о чем не знает абсолютно никто. Ни одна живая или мертвая душа. Ни одна.
– Орландо, дружочек, тогда что же получается? – в голосе старухи сквозило разочарование. – А мы так заботились о сохранении тайны… Впрочем, это неважно.
– Обидно другое, – карлик, сидевший на ковре, прижавшись спиной к породистому вольтеровскому креслу, пожал плечами. – Мы так долго возились с сохранением этой самой тайны, что сами не заметили, как прошляпили главное. И теперь уже неважно, что о нас никто не знает лишь потому, что это никого не интересует. Скоро мы уйдем, исчезнем, так и не узнав, в чьих руках теперь «Капля огня» и какой идиот забавляется с бессмысленной для него побрякушкой.
– Ты уверен, что камень похитили, не зная его истинного предназначения?
– Синьора, я в этом уверен так же, как и в том, что до летнего солнцеворота осталось три дня…
– И ничего нельзя сделать?
Старуха пошаркала обутой в вязаный тапок ногой, затем протянула сухую, покрытую коричневыми пятнами руку и взяла из стоящей на столике хрустальной пепельницы мундштук. Не спеша, вытащила из него окурок, вставила новую папиросу и закурила. Старый темный янтарь подрагивал в её пальцах.
– Ап-чхи! – раздалось из-за кресла. – Миледи, сколько раз я предлагал вам заменить этот ужасный «Беломор» на что-то, более приятное. Сейчас такой выбор табачных изделий.
– Орландо, не будь занудой. Меня менее всего заботит твое обоняние. Лучше подумай, что ещё можно предпринять.
– За три-то дня? Увольте, госпожа. За это время я разве что могу смотаться в Монте-Карло и попробовать забыться за игрой.
– Болван! – рассердилась старуха и ткнула папиросой в потемневший от пепла хрусталь. На истертое дерево полетели искры. – Ты бы ещё в Вологду за кружевами собрался! Подай-ка мне телефон! А потом свари кофе, да покрепче, а то я тебя, мошенника, знаю…
Карлик встал. На его сморщенном личике обозначилась негодующая ухмылка. Вот так всегда – разумную экономию и заботу о здоровье примадонна считает примитивным мошенничеством. А ведь даже в худшие времена – ни крошки цикория!
Щелкнув подтяжками, он принес старухе трубку «Панасоника» и удалился на кухню.
Стоявшие в углу часы с готической надписью на циферблате сумрачно пробили три раза.
***
Что может быть лучше ощущения предстоящего свободного дня? Ты ещё спишь, а все твое существо млеет и ликует, оттого что разнеженному тельцу можно оставаться под простыней сколько угодно. Да хоть до вечера. Или до следующего утра. Потом приходит осознание скоротечности бытия – чем дольше ты проваляешься в постели, тем короче будет он, твой свободный, полностью принадлежащий только тебе день. И ты нехотя, лениво и медленно выползаешь вначале одной ногой (а ничего себе нога – длинная), затем второй, потом отрываешь от подушки голову и, выгибаясь и потягиваясь, садишься. В окна льется солнечный свет, щебечут птички и безумная заблудшая муха путается в шторах.
Ника потянулась ещё раз, потом босиком отправилась на кухню и включила плиту. Нет, никаких кофеварок и чайников – сегодня она может себе позволить сварить кофе по всем правилам.
Шершавая итальянская плитка приятно холодила ступни. Ника сама до последней детали продумала интерьер квартиры, выбирала и эту плитку, и светлую рогожу в качестве обоев на стены, до хрипоты ругалась с рабочими, заставляя сделать так, как желает она, а не как удобно им. Поэтому и не хочется никуда уходить из этого ещё пахнущего свежей краской и мебелью мирка. Единственного места, где она чувствует себя, словно зернышко жемчуга в раковине.
