– Коньяку?
– Наливай.
– А может, водки?
– Можно и водки. И пивка потом шар-рахнуть.
Такой разговор происходил около девяти утра в рабочий понедельник в конференц-зале строительной компании, в которой я трудилась последние полгода.
– Тысяча чертей! Не «Кур-рвуазье», – с сожалением констатировал голос.
– Привет, Миша! – сказала я.
– Ку-ка-ре-ку-у! Костей принес, щен-нок?
– Принесла. – Я достала из пакета куриные кости и по одной начала их протягивать в клетку болтливому попугаю – серохвостому жако. Каждую кость он аккуратно брал лапой и клевал страшным кривым клювом.
– «Зенит» – чемпион! – заговорщицки сказал он и добавил чуть бодрее: – Ур-р-ра!
– Любишь, футбол, Мишенька?
– Кто болеет за «Зенит» – тот богат и знаменит! Кто болеет за «Зенит» – у того всегда стоит! – эмоционально прокричала птица.
Попугай Миша Боярский жил здесь уже восемь лет. В конференц-зале, утопающем в зелени, у него был огромного размера вольер с различными развлечениями – ствол дуба с ветками и дуплом, качели, несколько насестов и кольца. Ответственная сотрудница следила за его рационом. К слову, он был исключительным. Орешки, многообразие семян и зелени. Но самой большой слабостью Боярского были куриные кости. Каждый день кто-то из сотрудников приносил ему их, а к вечеру на полу вольера образовывалась кучка из недоеденных костей, которая напоминала о жилищах людоедов.
– Тысяча чертей! – внезапно сказал Миша, хватая клювом последнюю кость. – Не «Кур-рвуазье».
– И в самом деле, – согласилась я.
Наша компания строила целые кварталы домов – и муравейники, и малоэтажные районы. Я попала сюда по блату, меня привел один из начальников одного из отдела продаж на непыльную работу пиарщицы. Надо сказать, что у нас, как в любой приличной российской компании, отделы продаж с их начальниками множились чрезвычайно. Один только Мерфи смог бы разобраться, по какой такой невиданной причине это происходило. Подозреваю, в какой-то момент руководство уставало бодаться с наиболее настойчивыми торгашами и всучивало кому-нибудь из упорных должность начальника в придачу с отделом. Впрочем, как они множились, так и вымирали.
Владелец – сорокапятилетний Семен Алексеевич – был человеком спокойным, но четким. Он правил тихо, но жесткой рукой. Однажды, например, Семен Алексеевич продемонстрировал самый действенный из виданных мной способов борьбы с опозданиями, закрыв в девять утра дверь здания изнутри. К половине десятого у входа собралась толпа жаждущих занять свои места сотрудников. Все они были впущены, но депремированы. Больше никто не опаздывал.
В кабинете у Семена Алексеевича не было компьютера – только чертежные принадлежности и макеты объектов. Он изобретал инженерные решения, внедрял их и патентовал. Компания была его ребенком, и для этого ребенка он готов был сделать все что угодно. Даже наказывать отеческим ремнем.
Семен Алексеевич завел попугая после первого сданного объекта. Сложно сказать, почему именно птица и именно эта поселилась здесь, но Миша был не просто символом и старожилом компании, он еще и хранил многочисленные секреты. Вы же знаете, что почти каждый офисный сотрудник около одиннадцати утра и четырех часов пополудни вскакивает с рабочего места, хватает телефон и идет с ним в одному ему известное место, чтобы поговорить с кем-то важным. И если кто-то его вдруг застукивает за этим делом, сотрудник делает важный вид и принимается расхаживать из угла в угол с трубкой у уха.
