Удар и спуск

Выйдя из парадной своего дома, я почувствовал на коже легкий ветер, навеявший на меня воспоминания из детства. Тогда, на своем стареньком велосипеде, я мчался в магазинчик за углом с самыми лучшими кондитерскими изделиями в моем родном городке и просил буханку черного хлеба, а также одно пирожное на свой выбор. Мама даже в самые трудные времена раз в неделю позволяла покупать мне этот кусочек детской радости, однако я всегда разделял его с самым любимым человеком в моей жизни – моей матерью, мчась обратно с половиной этого быстрого дофамина. Сейчас я очень редко катаюсь на велосипеде, да чего уж и говорить, бег мне тоже не дается от слова совсем. Во времена своей юности я обучался в неплохом университете по государственной квоте, ведь мне отлично давалась новая информация и общение с преподавателями для рассуждения о рассказанном ими на лекциях. Они пророчили мне отличное будущее и всегда хотели видеть меня блистательным выпускником, которым, однако, по року судьбы я не стал, ведь мои студенческие, относительно счастливые времена, были сопряжены с уходом за матерью.

Через два года после начала обучения, тоска по ушедшему отцу, разъедавшая мою мать сколько мне помнилось, начала брать свое и здоровье ее стало увядать как заброшенный и лишенный ухода комнатный цветок, цепляющийся за жизнь, но все же уходящий без единого крика. Нет, дело не в том, что отец нашел другую женщину или же просто испарился без объяснений, все было проще – в то время кое-что другое увлекало многих мужей из семей, кого по доброй воле, а кого нет и это была война. Я помню тот день, когда он ушел. Мать не проронила ни слова, ведь она знала, что не сможет его остановить или же уговорить играть в прятки с государством. Я не считаю своего отца громким патриотом, но на моей памяти он терпеть не мог разные уловки и не мыслил о том, чтобы кого-то обманывать. Что уж говорить об отчизне, земле и доме, где он вырос сам, и где жили мы.

Похоронка была последней весточкой, которую мы получили о нем спустя год с начала войны. Вообще, письма с фронта приходили ко всем с теми или иными опозданиями и задержками, однако, они доходили другим семьям, но не нашей. Мама не пропускала ни одного визита почтальона на нашу улицу и с порога смотрела, как он проходит наш дом, а сумка его пустеет по мере продвижения от двери к двери. Я всегда брал ее за руку и уводил в гостиную, где она успокаивала меня тем, что папа должно быть очень занят и не может писать нам или же почтовые работники опять что-то перепутали и письмо не дошло до нас. Это звучало убедительно первые два месяца, но со временем, ко мне начало приходить осознание, что все эти утешения адресовались не мне и даже мама не была их целью. Это была своеобразная молитва, которую она возносила, дабы не думать о том, что могло случиться с отцом на фронте. Так тянулись месяцы, когда в один момент приехал мужчина в военной форме, который мог бы заменить нам отца, о чем я думал в взрослом возрасте, но мать никогда не допускала таких мыслей ни в отношении него, ни в отношении каких-либо других мужчин. Он рассказал о себе и пошутил про задержку письма, так-как нести его с фронта на одной ноге было проблематично. Мне этот мужчина показался слишком позитивным для человека, вернувшегося в родной город с протезом ноги до паха и где его ждал родной дом, отныне напоминавший вскрытую с обеих сторон консервную банку. Целью его визита было передать нам письмо от отца, которого настораживало отсутствие ответа на многочисленные попытки связаться с нами. Сам неожиданный гость сказал, что в связи с ранением, после реабилитации он был направлен в родной город с формулировкой – «на поле боя некогда смазывать шарниры на вновь приобретённой железной ноге.» Как раз здесь он и обнаружил свое разрушенное жилище и уведомление о сносе, коих на тот момент по его городу было получено очень много. Городок, в котором он жил в мирное время, находился на границе нашего государства, в связи с чем его жители первыми почувствовали все тяготы войны. На вопрос матери, почему он решил доставить нам это письмо, улыбчивый мужчина изъявил нежелание горевать о доме и нецелесообразно терять на это время, ведь на фронте он познакомился не только с моим отцом, который стал ему верным боевым товарищем, но и с молоденькой медсестрой, по доброте душевной и явно чем то большим, чем симпатией, разрешившей ему пожить у нее в столичной квартире. Путь этого мужчины от развалин, значимых в его документах местом прописки, до столицы проходил аккурат через наш город и он не забыл о просьбе своего некурящего и щедрого боевого брата, отдававшего ему свои пайковые сигареты. Слышимые бок о бок ужасающие взрывы от ударов артиллерии сроднили их лучше кровных уз.