Семен был раздражен с самого утра. Плотный график и свалившаяся на него работа буквально выжимали из него силы. Он уже забыл, когда в последний раз высыпался, а теперь, вместо того чтобы наконец провести вечер дома с выключенным телефоном, он трясся по заснеженной дороге к родственникам своей девушки. Вся эта поездка казалась ему чем-то бессмысленным: Рождество он не отмечал, в эти «семейные посиделки» не верил, и уж точно не понимал, почему ему нужно ехать через какую-то забытую богом деревню только потому, что так решил навигатор.
Навигатор, между прочим, вел себя странно. Он настаивал, что это самый быстрый маршрут, но Семен уже минут двадцать не видел ни одной нормальной дороги. Только узкая заснеженная полоса, обрамленная сугробами, да редкие огоньки в окнах полуразвалившихся домов. Снегопад становился все сильнее, стекло моментально покрылось ледяной кашей, а дворники едва справлялись.
– Отлично, просто отлично, – пробормотал он, включив очередную передачу. Колеса поскрипывали, цепляясь за лед, а радио вдруг начало барахлить. Глухой шум заполнил салон, перемежаемый обрывками слов диктора. Он попытался поймать другую волну, но на всех станциях звучало одно и то же: тишина и треск. Семен раздраженно выключил радио. Теперь машину заполняли только шум мотора и стук ветра по крыше.
Он взглянул на часы. Опаздывал уже почти на час. В голове мелькнуло: «Ну и ладно, пусть ужин начинают без меня.» Он почувствовал, как глаза начинают слипаться от усталости, и встряхнул головой, чтобы не задремать.
Снег за окном все сильнее скрывал дорогу. Свет фар выхватывал лишь вихри белых хлопьев, словно остальной мир просто исчез. В груди снова поднялось знакомое, неприятное ощущение. Деревня. Семен всегда старался избегать таких мест. И это была не просто неприязнь к деревенской жизни – за этим стояло что-то большее, что-то из детства, чего он до сих пор не мог отпустить.
Это было двадцать лет назад, когда ему было шесть. Тогда они с родителями приехали на Рождество к родственникам в деревню. Семен плохо помнил большинство деталей того вечера – смех взрослых, запах пирогов и печного дыма, громкие разговоры за столом. Но одно он запомнил слишком хорошо: Лиду.
Она была совсем не похожа на тех, кого он встречал в городе. Высокая, с длинной темной косой и уверенным взглядом, Лида казалась ему почти волшебной. Ей было лет восемнадцать, а может, даже больше.
В какой-то момент она подошла к нему, когда он скучал за столом, и, улыбнувшись, предложила пойти в бабушкину комнату. Там они сели у старого сундука, где Лида показывала ему всякие странные вещи: старые игрушки, рождественские украшения, какие-то самодельные маски.
– Видишь? Это все для колядок, – объясняла она, держа в руках вырезанную из дерева звезду. – У нас тут свои обычаи.
Она рассказывала ему про деревенские традиции, про лес за домом, про странные легенды.
– А в лесу кто-нибудь живет? – спросил он, глядя на нее широко раскрытыми глазами.
– Конечно, – серьезно ответила Лида. – Там, говорят, черт водится. Особенно в Рождество.
Семен захихикал. Он не верил в чертов и вообще считал себя смелым.
– Я бы не испугался, – заявил он, гордо выпятив грудь.
– Правда? – Лида улыбнулась, но ее взгляд был какой-то странный, задумчивый. – А вот я бы пошла посмотреть, кто из нас смелее.
