Запах твоей кожи

Пролог.

***

В Кальпони говорят, что душа человека пахнет по-разному. У предателя – пеплом и гнилой мятой. У труса – затхлой водой из заброшенного колодца. А у того, кто любит искренне, – жасмином после дождя. Мне это рассказывала мать, когда я была девочкой и верила, что мир добр. Она вплетала цветы в мои косы и говорила: «Помни запахи, Эрине. Люди лгут словами, но не умеют лгать запахами». Теперь я знаю – она была права. И ошибалась. Потому что есть люди, чьи руки пахнут сандалом и благородством, а сердце – ржавчиной и ледяной тьмой. Есть те, чья одежда пропитана конским потом и пылью, но душа их – чище утренней росы. И есть я – запертая между ними, как лепесток между двумя камнями.

Меня зовут Эрине. Я – княгиня по титулу, пленница по судьбе. И если вы читаете эти строки – значит, моё сердце всё-таки нашло путь сквозь стены, замки и ложь. Потому что даже в самой тёмной тюрьме можно услышать шёпот свободы… если научишься слушать не ушами – а запахами.

***

Глава первая.

Эрине проснулась – не по будильнику, не по зову служанки, а по внутреннему звону, как колокольчик на ветру:

*Сегодня!* – и сердце, у ещё не открывшей глаз Эри, запело.

*Сегодня я выйду замуж!*

Солнце, проникшее сквозь кружевные занавески, ласкало её лицо мягкими золотыми лучами, будто само небо благословляло этот день. Воздух в комнате был напоён ароматом лаванды и свежего лимона – слуги, зная важность утра, оставили на тумбочке букетик полевых цветов и чашу с водой, в которой плавали лепестки роз.

Всё – как в сказке.

Всё – как в мечтах, что она лелеяла с тех самых пор, как услышала слова отца в той самой гостиной, где когда-то играли с Ирмой, рисуя мелом на паркете карты воображаемых королевств.

– *Хорошо бы поженить наших детей. …*

Слова того зимнего вечера, произнесённые почти между делом, за бокалом вина, пока дети прятались за ёлкой, теперь звучали в её памяти как пророчество – или приговор? Нет, не приговор. Она не хотела думать так. Сегодня – не день для сомнений.

Эри была из знатной семьи дворян – но знатность эта давно превратилась в тень былого величия, сотканную из воспоминаний, старинных портретов на стенах и упорного, почти героического упрямства родителей, которые, несмотря ни на что, продолжали держать фасад: чистые скатерти, серебро, вычищенное до блеска, улыбки, надетые как маски на балах, куда их всё реже приглашали. Эрине уже и забыла, когда в их доме в последний раз раздавался смех гостей, звучала музыка, кружились пары в вальсе, а воздух был густ от аромата свечей, духов и горячего шоколада. Но, несмотря на увядание богатства, родители окружали её – и Ирму – такой заботой, такой нежностью, что любовь их смогла заменить и золото, и бриллианты, и дворцы.

Эрине была чудным ребёнком – не просто весёлым, а искрящимся, как брызги шампанского, как первый снег на солнце. Она, как и мать, обладала роскошной шевелюрой медного оттенка – такой, что на свету переливалась мириадами огоньков: багряных, янтарных, золотистых – будто в её волосах запуталось само пламя заката. Неудивительно, что все в округе звали её «теплым лучиком» – и не только из-за цвета волос. Её глаза – папины, серьёзные, глубокие, темно-синие, как ночное море без луны – вбирали в себя мир с такой жадностью, с такой въедливой внимательностью, что взрослые порой смущённо отводили взгляд.