Ночь Кернунна

Пятнадцать лет назад.

– Говорят, если в канун Дня святого Николая написать свое имя на бумажке и бросить в камин, жених приснится, – Катарина сидела на полу, откинувшись на подушки и смотрела на огонь. В ее льдистых голубых глазах, отражалось пламя, и, впервые, поймав взгляд сестры на себе, Йоханна не поежилась от холода.

– Правда? – Йоханна положила раскрытую книгу на колени и закусила губу. Ей уже давно нравился кое-кто в школе. Вот бы он и приснился.

– Правда, дурочка, – Катарина усмехнулась и лениво переключила канал на телевизоре.

– Ты все выдумала.

Йоханна привыкла верить Катарине. Сестра была старше на целых пять лет, от восемнадцатилетия Катарину отделял всего месяц, и любую глупость всегда говорила с такой уверенностью, что спорить с ней было почти бессмысленно. Но в эту глупость она не верила.

– Габи мне сказала. А ей бабушка. И мы попробовали. Мне тогда приснился Виллем. И теперь мы встречаемся, – сестра пожала плечами.

– Ладно, засчитано, – Йоханна оторвала кусочек книжной страницы без текста, написала свое имя простым карандашом, которым делала заметки на полях, и подошла к камину.

– У-у-у, плохая девочка. Не боишься, что к тебе на Рождество придёт Крампус вместо Санты?

– Не боюсь. А вот если скажешь тете Агнес, что это я испортила ее книгу, я расскажу папе, что ты таскаешь у него сигареты.

Йоханна бросила бумажку в камин и пламя тут же сожрало ее имя, а бумага, превратившись в хлопья пепла, устремилась вверх. Йоханне показалось, что из трубы донеслось лязгание металла, а затем этот странный звук: не то рычание, не то дыхание дикого зверя. А может быть, это просто был ветер и завывание метели за окном.

Мороз затянул окна рванным узором и скребся в дом острыми когтями.

«В такие дни, а особенно в канун Дня святого Николая», пламя в камине нужно поддерживать всю ночь», – говорила тетя Агнес, которая на самом деле тетей приходилась их матери, а им с Катариной скорее двоюродной бабушкой. Агнес была со странностями, папа жуть как не любил к ней ездить, но мама всегда настаивала. Агнес была одинокой (потому что имела скверный характер, если верить отцу), поэтому пару раз в год они покидали Зальцбург и всей семьей ехали в Абтенау, коммуну, спрятанную среди гор.

Родители уже спали наверху, тетя Агнес ходила по своей комнате – наверху скрипели половицы. В гостиной стояла тишина, если не считать естественных звуков этого старого дома, к которым Йоханна уже, кажется, привыкла, поэтому она вздрогнула и отпрыгнула назад, когда из камина донесся треск поленьев. Сердце чаще забилось в груди, внутренности скрутились в узел от необъяснимого страха. За спиной Йоханна услышала смех сестры.

– Словно кость сломалась, – прошептала Йоханна.

Затея с камином вдруг показалась ей несусветной глупостью. И зачем она это сделала, Катарина наверняка просто над ней пошутила. Йоханна вернулась на диван, накрылась пледом и взяла книгу в руки, не отрывая взгляда от огня. В языках пламени она увидела чью-то клыкастую пасть и очертания рогов.

– Бред какой-то. Привидится же, – Йоханна покачала головой.

Это был последний год, когда они всей семьей гостили у Агнес.

Наши дни.

Приземлившись в Зальцбурге в канун Дня святого Николая, Йоханна не стала брать такси из аэропорта до Абтенау. Ей захотелось прогуляться по городу. Последние пятнадцать лет, после того, как отцу предложили работу, они жили в Соединенных Штатах, и редко бывали в Европе.