Чашка Петри. Хроники

Лаборатория тонула в том особом, густом молчании, которое наступает глубоко за полночь, когда даже вентиляция затихает на покой. Единственным островком света в царстве теней был стол Алисы Воронцовой. На нём, как алтарь познания, стоял окулярный микроскоп «Биолам», старый, но верный, и хаос из чашек Петри, пробирок и пометок на стекле фломастером.

Алиса не чувствовала усталости. Вернее, чувствовала, но отогнала её на периферию сознания, как назойливую муху. Перед ней была загадка. Новый штамм, присланный из арктической станции, не хотел вести себя по учебнику. Вместо ровных, предсказуемых колоний он растекался по агару причудливыми узорами, напоминающими то ли морозные кристаллы на стекле, то ли руны забытого языка.

– Ну что же ты такое? – прошептала она, регулируя винт тонкой настройки.

Её мир сузился до яркого круга света в окуляре. Сначала – привычная картина: розоватое поле питательной среды, гранулы, точки… Но чем дольше она вглядывалась, стараясь поймать фокус на неуловимой границе жизни, тем сильнее её сознание сливалось с прибором. Мерцание лампы стало её пульсом, скрежет шестерёнок – шумом крови в ушах. Она видела уже не просто клетки.

Она видела движение.

Это был не хаотический броуновский танец. Это было целеустремлённое скольжение по невидимым тропам. Овальные, покрытые мягкой биолюминесценцией существа (Люмины, позже узнает она) тянули за собой нити светящегося вещества, выкладывая ими сложный узор на тёмном фоне. Вдали, как суровые крепости, возвышались правильные сферические башни, сложенные из идеально подогнанных шаров (Империя Строгих). Между ними сновали крошечные, похожие на булавы, создания (Спороносцы), оставляя за собой следы из плотного, похожего на хитин, материала.

– Галлюцинация, – отрезал внутренний голос, голос учёного. – Недосып и перенапряжение зрительной коры.

Но голос исследователя, того самого, что в пять лет разглядывал инфузорий в луже, был сильнее. Смотри, – шептал он.

И Алиса смотрела. Она увидела, как группа светящихся существ столкнулась с отрядом сферических «воинов». Не обмен химическими сигналами – нет. Это была битва. Сферы выстроились в линию и выпустили облако едкой субстанции (кислотную атаку), от которой среда вокруг них помутнела. Люмины ответили ослепительной вспышкой, ослепив противников, и отступили, оставив на «поле боя» несколько потухших тел.

У Алисы перехватило дыхание. Она только что стала свидетелем войны. Микроскопической, но оттого не менее настоящей.

Её взгляд, блуждая по полю, наткнулся на одинокую фигуру. Это была Люмин, отделившаяся от своего светящегося каравана. Она (Алиса почему-то была уверена, что это «она») не строила узоров. Она сидела на крошечном возвышении из полимерных нитей и, казалось, смотрела прямо на неё, в окуляр, в самую бездну Безмолвия. Её свечение было не таким ярким, как у сородичей, но более глубоким, переливчатым, как свет далёкой туманности.

Алиса инстинктивно подвинулась ближе. И в этот момент связь, и без того натянутая до предела, порвалась.

Не физически. Она не провалилась в чашку Петри. Но барьер между наблюдателем и наблюдаемым испарился. Она больше не смотрела на мир. Она была в нём. Она была сознанием, разлитым в среде, всевидящим оком, лишённым тела, но способным чувствовать. Она чувствовала вибрации от движения тысяч существ, тепловые потоки от лампы, едва уловимые токи жидкости. И она чувствовала на себе пристальный, вопрошающий «взгляд» той одинокой Люмин.